– Обычно гудит.

– Не-ет… – Растягивает он. – Необычно. В том-то и дело. Гудит он неисправно. Это микропроводник №4 барахлит. Надо его смазать. Ну, так зачем ты здесь?

Он встает, идет, прихрамывая к полкам, берет масленку, заходит за генератор, не вынимая сигарету изо рта, копошится в проводке, достает металлический цилиндр, смазывает аккуратно и скрупулезно, и ставит обратно в генератор. Я терпеливо жду, когда он закончит, чтобы услышать меня.

– Ты садись, если хочешь. – Он берет по пути от генератора стул, ставит его неподалеку от своего и садится сам.

– Я постою. Я здесь, потому что ищу работу.

– А… работу? – Он затягивается, выпускает дым в потолок и тушит сигарету в стеклянной банке. Последние клубы дыма исходят от окурка и растворяются в промасленном воздухе. – Ну что же, спускайся вниз, там поговори с Рчедлой. Она кладовщица и, по совместительству, заведующая отделом кадров.

– Спасибо.

Я удивляюсь этой пустой тратой времени. Жизнь здесь, очевидно, еще более размерена, чем моя.


* * * *


И проснулся в странном, впрочем, для меня теперь обычном, состоянии. Во рту у себя обнаружил какие-то волосы. Перевернулся на другой бок, перетерпливая жгучее желание отлить и поплевался. Когда перевернулся, стало вроде даже легче. Подумал о волосах во рту. «Волосы во рту… Опять спал калачиком!», – как сказал мне один друг, Зе. Вспомнил, как прошедшей осенью, когда поступил в университет, одногруппница по имени Яна заявила, что терпеть не может любую растительность на лице.

– То есть, для тебя в принципе все равно, что усы, что борода? – Спросил я ее.

– Ну, вроде того.

– Ясно.

Тогда я невольно посмотрел ей подмышку. Яна была в розовой майке, и в подмышках у нее колосился густой волосяной покров. В тот день я решил, что правильно делаю, что ращу бороду.

Я перевернулся на другой бок и желание отлить снова на миг отпустило, а затем снова схватило прямо за…

Какая разница, хоть проваляйся так весь день, мир от этого лучше не станет. Я сходил облегчиться, попил воды и снова лег в теплую постель.

…До сих пор не люблю ее, эту Яну. Если говоришь о своих предпочтениях относительно бороды, то хотя бы побрей или, в крайнем случае, подстриги подмышки, – думал я тогда, сидя в первый и, надеялся я, в последний раз с ней за одной партой.

Бесполезные, безвольные мысли… Я встал, оделся, покурил, позавтракал, выпил кофе, включил телевизор. Посмотрел какой-то клип по MTV, который тут же въелся мне в мозг, и я начисто забыл лица исполнителей. Лишь гнусный ритм стучал по голове чугунной сковородой.

Мир полон ненужных для меня вещей. А что же касается того, что мне все-таки нужно, то тут вариантов не много. Мне сейчас нужна была банка пива и вдохновение. Пожалуй, больше ничего.

Выключил телевизор и уставился в окно. День и деревья. Замечательный день для того, чтобы шевелились деревья. Отличные деревья для того, чтобы день был именно такой вот: как мои сны, непосредственный и сонный.

Газ в зажигалке никак не хотел выходить наружу, и я прикурил от спичек. Распахнул окно в своей комнате, в которой оттрубил все 11 лет школы. Школа же вспоминается мною как Ад. Не знаю, почему, но как только мне говорят про Ад, я представляю коридоры своей школы, по полу которых текут реки лавы и освещают все вокруг янтарным ярким светом. Кругом бесы-школьники, а Дьявол – парень по фамилии Я***…, который издевался надо мной довольно продолжительное время и учился в параллельном классе.

Наоборот – та же история: как только кто-то говорит о школе, я представляю Преисподнюю. Ерунда какая-то. Хаос. Как в школе, так и в голове. Однако, в каждом хаосе есть свой порядок. Это я как-то усвоил. Как – не припомню.