«Неужели, – думал он, – если присоединить этот усилитель к другому какому-нибудь усилителю, а тот присоединить к чему-нибудь вертящемуся и светящемуся, то заработает телевизор и заиграет магнитофон и даже полетит ракета и какой-нибудь прибор передаст из космоса на землю ректальную температуру космонавта?».

Всему этому их учили в институте, но все это было нарисовано на доске и перерисовано Виленом в конспект и казалось Вилену чем-то мифическим и невозможным.

К концу практики Вилен уже уверенно держал паяльник и пинцет в руках, и ему перестали каждый раз говорить: «Причеши плату, опять что-нибудь отвалится», – а в голове Вилена теория потихоньку начала соединяться с практикой.

Соединение теории с практикой продолжилось на военных сборах. Сборы проходили в реальной бригаде ПВО страны, защищающей очень важную часть ее территории, на этой территории стоял город, в котором стоял завод, на котором строили атомные подводные лодки.

Когда студентов привезли в часть и выдали настоящую военную форму, портянки и сапоги, они почувствовали себя настоящими военными и начали курить и материться прямо у штаба бригады.

– Студенты, прекратить материться, – прозвучала первая команда с крыльца штаба.

– Тут вам армия, а не институт, – прозвучало разъяснение, после чего завыла сирена.

– Ну чего стоите? – продолжил полковник с крыльца. – Ведь тревога, мать вашу, бегом на позиции. Ничего не понимают. Вас бы во Вьетнам.

– А где позиции? – неуверенно спросил хор студентов.

– Сержант, покажи им позиции, – крикнул полковник.

Позициями оказались учебные классы, до которых пришлось бежать два километра.

Кроме строевого командира капитана Горбатюка, никто из офицеров бригады действительно не матерился. Все-таки в ПВО служила военная интеллигенция. Да и Горбатюк матерился, когда на построение приходил выпивши. И мат у него какой-то был скромный и уместный.

– Вот лежу я на капиталистическом пляже и вдруг слышу: «Кока-кола, заебись, кока-кола, заебись». Вижу арабчонок с ящиком колы на шее по пляжу шурует, ни хуя себе, думаю, уже успели наши арабчонка научить. – рассказывал он, пока строй просыпался.

– А почему пляж капиталистический, товарищ капитан? – спрашивали из строя.

– Ну а какому же ему быть в Египте, в Александрии. У нас пляжи социалистические, и кока-колу на них не продают. А у них капиталистические. Сержант, командуй, а я на службу. Вечером проверю строй.

Строем студентов перестали мучить через неделю, когда с оружием в руках они промаршировали по плацу и с оружием в руках приняли присягу. Все было очень торжественно, и на ужин студентам дали по дополнительному кусочку масла и по шоколадной конфетке, после чего строем и с песнями повели в клуб смотреть фильм «Ключи от неба».

Со следующего дня начались занятия в КИПСах, то есть в контрольно-испытательных передвижных станциях. Руководил занятиями лейтенант-узбек, а может, казах, по всей видимости, с отличием окончивший военное училище. Все проверки ракеты он знал назубок. Вилен назубок не знал ни одной проверки, наверное, поэтому лейтенант-узбек, а может, быть казах, невзлюбил Вилена.

Если бы кто-то захотел поискать в Виле хоть одну военную жилку, то не нашел бы ни одной. Вид Вилена в военной форме не по размеру представлял жалкое зрелище. Сохранились фотографии. На них Вилен, пытающийся в перекошенной пилотке, пузырящейся гимнастерке, странных штанах, торчащих из сапог, принять бравый вид, похож на не завязанный мешок картошки, поставленный на землю. Это, наверное, очень раздражало военную косточку лейтенанта-узбека, а может, казаха. Еще его раздражало, что остальные студенты постоянно спрашивали Вилена, почему и как работают приборы КИПСа.