Брута крутнулся на месте в поисках путей бегства. Но тут рядом раздался чей-то кашель, и он узрел разъяренные лица пары младших иамов, а затем несколько изумленное и по-стариковски благожелательное лицо самого сенобиарха.

Старик автоматически поднял руку, чтобы благословить Бруту знаком святых рогов, однако не успел, поскольку двое божественных легионеров со второй попытки подняли послушника под локти, убрали с пути процессии и зашвырнули в толпу.

– Брута!

Брута перебежал через площадь к статуе и прислонился к бронзе, с трудом переводя дыхание.

– Я попаду в ад, – пробормотал он. – На веки вечные.

– Да всем плевать на это. А теперь… унеси меня отсюда!

Сейчас на него никто не обращал ни малейшего внимания. Все наблюдали за процессией. Одно наблюдение за ней считалось святым деянием. Брута опустился на колени и заглянул под фигуры, разбросанные у основания статуи.

Оттуда на Бруту уставился единственный глаз-бусинка.

– Как ты сюда забрался?

– Был хороший стимул, – ответила черепашка. – Клянусь чем угодно, когда я обрету былую форму, орлы подвергнутся значительной реконструкции.

– А что собирался сделать с тобой орел?

– Унести в гнездо и угостить там обедом, – огрызнулась черепашка. – А по-твоему, что он собирался сделать?

Черепашка замолчала, поняв тщетность использования сарказма в присутствии Бруты. С таким же успехом можно было попытаться сокрушить крепостную стену меренгами.

– Он хотел меня съесть, – терпеливо пояснила она.

– Но ты же – черепаха!

– Я – твой Бог!

– Но в виде черепахи, по крайней мере в настоящее время. Я имею в виду, ну, у тебя есть панцирь и всякое такое…

– Панцирь орлов не останавливает, – мрачно произнесла черепашка. – Они хватают тебя, поднимают на несколько сотен футов, а потом… отпускают.

– Бр-р-р.

– Нет. Больше похоже на… хрусть-шлеп. А ты думаешь, каким образом я здесь оказался?

– Тебя сбросили? Но…

– Я приземлился на кучу дерьма в твоем саду. Вот они, ваши хваленые умные орлы. Все вокруг построено из камня, на камне и вымощено камнем, а они промахиваются.

– Повезло тебе. Один шанс из миллиона, – сказал Брута.

– Будучи быком, я никогда не испытывал подобных неудобств. Орлов, способных поднять быка, можно пересчитать по пальцам на одной голове. Кстати, есть твари и похуже орлов, это…

– Знаешь, а они очень вкусные, – произнес чей-то голос за спиной Бруты.

Брута мигом вскочил на ноги – с виноватым видом и черепашкой в руке.

– А, здравствуйте, господин Достаб.

Все в городе знали Себе-Рублю-Руку Достаба – поставщика подозрительно свежих святых мощей, подозрительно несвежих прогорклых леденцов на палочках, начиненных песком фиников и других давно просроченных продуктов. Он в некотором роде представлял собой стихийную силу, вроде ветра. Никто не знал, откуда он приходит и куда уходит на ночь. Но на рассвете он уже был на месте и вовсю продавал липкие сласти паломникам. Большинство паломников появлялись в городе впервые, и у них не было самого необходимого для общения с Достабом, а именно – опыта предыдущих встреч с ним. Здесь, на площади, нередко можно было увидеть паломника, пытающегося с достоинством расклеить челюсти. Впрочем, жрецы торговлю Достаба только поощряли. Многие наиболее фанатичные паломники, проделав полный опасности путь в тысячу миль, были вынуждены подавать прошения на языке жестов.

– Прекрасный получится суп. Не хочешь ли прикупить на десерт шербета? – с надеждой в голосе спросил Достаб. – Всего один цент за склянку, и учти: это только ради тебя – я, можно сказать, руку себе отрубаю…

– А это что за дурак? – поинтересовался Ом.

– Я вовсе не собираюсь ее есть, – торопливо произнес Брута.