Повар было помрачнел, но потом равнодушно пожал плечами. Послушники считались низшей формой жизни, но приказы иерархии выполнялись без лишних вопросов, если, конечно, задающий вопросы не захочет сам ответить на более важные вопросы, как, например, попадешь ли ты на небеса, когда тебя заживо поджарят.

Выйдя во двор, Брута прислонился к стене и перевел дыхание.

– Чтоб твои глаза… – начала было черепашка.

– Еще одно слово, – перебил ее Брута, – и вернешься в корзинку.

Черепашка замолкла.

– У меня, наверное, и так будут неприятности, ведь я пропустил занятия по сравнительной религии, которые ведет брат Велк, – признался Брута. – Но Великий Бог предусмотрительно сделал его близоруким, и, возможно, наставник не заметит моего отсутствия, но если он его заметит, мне придется сообщить, что я натворил, ведь лгать брату считается большим грехом, за такое прегрешение Великий Бог упечет меня в преисподнюю на миллион лет.

– Ну, в данном случае я мог бы проявить некоторое снисхождение, – успокоила черепашка. – Радуйся, срок будет уменьшен до тысячи.

– Хотя моя бабушка говорила, что я все равно отправлюсь в преисподнюю, – продолжал Брута, не обращая внимания на последнюю фразу. – Жизнь сама по себе греховна. А раз ты живешь, значит, каждый божий день ты совершаешь грех.

Он опустил глаза на черепашку.

– Вряд ли ты Великий Бог Ом, – знак священных рогов, – во всяком случае, я так думаю, потому что, если бы я попытался коснуться Великого Бога Ома, – еще одни священные рога, – у меня бы мигом отсохли руки. Да и брат Нюмрод правду говорил: Великий Бог Ом никогда не стал бы заурядной черепахой. Но в Книге пророка Сены говорится, что, когда он странствовал по пустыне, с ним беседовали духи земли и воздуха. Может, ты один из них?

Черепашка долго смотрела на него одним глазом, а потом спросила:

– Сена – это длинный такой? С густой бородой? Глазки все время рыскают?

– Что? – переспросил Брута.

– По-моему, я его помню, – кивнула черепашка. – Точно. Когда он говорил, глазки его так и бегали. А говорил он все время. С собой. Говорил и постоянно натыкался на камни.

– Он целых три месяца странствовал по диким, необжитым местам, – поделился Брута.

– Тогда это многое объясняет, – хмыкнула черепашка. – Там же жрать почти нечего. Кроме грибов.

– Или ты демон? – снова принялся размышлять Брута. – Семикнижье запрещает нам беседовать с демонами. Сопротивление демонам, как говорит пророк Фруни, делает нас сильными в вере и…

– Да загниют твои зубы раскаленными нарывами!

– Как-как?

– Я самим собой клянусь, что я Великий Бог Ом, величайший из богов!

Брута постучал черепашку по панцирю.

– Демон, дай-ка я тебе кое-что покажу.

Прислушиваясь к себе, Брута с радостью ощущал, как его вера крепнет с каждым мгновением.

Это была не самая величественная статуя Ома, зато самая близкая. И стояла она неподалеку от темниц, где содержались всякие преступники и еретики. А сделана она была из склепанных вместе железных листов.

Вокруг никого не было, лишь пара послушников вдалеке толкала наполненную чем-то тачку.

– Какой здоровенный бычара, – заметила черепашка.

– Точный образ Великого Бога Ома в одном из его мирских воплощений! – гордо заявил Брута. – И ты говоришь, что ты – это он?

– В последнее время я много болел, – объяснила рептилия.

Ее тощая шея вытянулась еще дальше.

– У него на спине дверь, – удивилась черепашка. – Зачем ему дверь на спине?

– Чтобы класть туда грешников, – пояснил Брута.

– А зачем еще одна на животе?

– Чтобы высыпать очищенный от скверны прах, – ответил Брута. – А дым выходит из ноздрей – чтобы безбожники видели и чтоб им неповадно было.