– Время есть. Сегодня выйти уже не получится, – спокойно сказал Сенекс, указав на окно.

Снаружи удивительно быстро темнело.

– Но ведь еще очень рано.

Пол подскочил к окну и закрутил головой, всматриваясь.

– Там, вроде, тучи. Но отсюда плохо видно.

И он, юрко обогнув всех, выскочил из кухни.

– Стой! – крикнул Тариус. – Мало ли что там.

Как ни странно, мальчишка послушался, и дождался их у входа. В холле уже сгустились сумерки. Действительно что-то близилось.

Тариус, а за ним и остальные, вышел из дома. В лицо тотчас ударил порыв ветра. Ледяного – никак иначе. С севера к острову приближалась огромная туча – ни конца ни края – плывущая так низко, что задевала верхушки леса. В ее чернильном брюхе всякий сколько-нибудь понимающий человек угадал бы…

– Снег, – мрачно констатировал Тариус. – Сейчас будет буран.

– Здесь вроде бы еще не зима.

– Это неважно. Один черт будет метель. Ну, да и ладно. Мы под крышей.

Да, крыша у них была. И стены, и даже огонь в очаге. Но все это не складывалось в Дом – надежную защиту от любых бурь, хоть природных, хоть душевных. Взбудораженные и разочарованные новыми загадками, они спрятались внутри. Все молчали, но, не сговариваясь, потянулись на кухню. Однако стоило Доре поставить чайник на плиту, как дом буквально задрожал от мощного порыва. Зазвенели стекла, загудело в трубах, ветер свистел и завывал сотнями глоток. Нельзя было усидеть на месте – они поспешили к окнам. Зрелище катастрофы неизъяснимо притягательно.

Море кипело белыми бурунами, туча закрывала уже все небо. Полетели первые, невероятно крупные хлопья снега. Это было даже красиво: завораживало, затягивало мысли в свое кружение. Дора неосознанно улыбалась, а Паола в восторге стиснула руки. И снега становилось все больше и больше, от его мельтешения даже посветлело. Словно перья зимних лебедей засыпали землю. Перья превратились в белых пташек. В фосфорически сияющих голубей. И вот уже крылья снежных цапель сердито бьют по стеклам. С каждой минутой ветер становится сильнее, закручивается столбами. Наконец метель разъярилась настолько, что ничего уже не было видно. Она свистела, и рычала, и завывала на все лады, и голос ее ввинчивался в самое сердце, сковывая его ледяным страхом.

Смотреть на это не было сил. Все потянулись к столу, к освещенному кругу возле горячей плиты. Разговор не клеился: на всех давил непрекращающийся вой снаружи. Наконец, когда кофе был готов, Мэт собрался с духом:

– Давайте все же вернемся к преобразившимся деталям. Пусть гипотеза о профессиональной идентификации спорна, но пока что она – единственная. Раз уж мы все здесь, и заняться больше нечем, стоит подумать, как использовать эту надежду.

– Нет ничего хуже лживых надежд.

– Верно, Капитан, но совсем без надежды нельзя. Некогда нам отчаиваться. Итак, если каждый должен применить свои способности, давайте выясним, так сказать, специализации и подумаем, как их использовать. С ребятами все сложно, но посмотрим, что изменится завтра, когда Паола поупражняется в рисовании. О нас с Капитаном все ясно, значит…

– Значит, следующие мы с Дорой, – закончил Сенекс. – Что ж, до недавнего времени я преподавал логику и математический анализ в нашем славном (по мнению большинства) столичном университете.

– А языки?

– Это увлечение. Структурой и созданием искусственных языков занимаются многие логики. Однако…

– Однако деталька ваша не засветилась.

– Совершенно точно, Капитан. Позвольте уж и мне вас так называть. Получается, этому Дому нужно от меня что-то другое.

Пол поежился.

– Вы так сказали, будто он живой и сам нас сюда затащил.