Однако не удалось рассмотреть главного – как шестеренки приводились в движение. Корпус коня был закрыт декоративными чеканными пластинами с незнакомыми мотивами.

– Увидел, что хотел?

– Да, Готтольд. И одновременно с этим нет. Интересно, какого размера камень веркштейна использовали.

– Мне кажется, где-то с треть кулака. Только не мужского, а поменьше, как у нашей Агни.

– По моему опыту, он должен быть раза в четыре больше. Или думаешь, что использовали чистый веркштейн?

– В смысле, чистый? – вмешалась Агнесса.

– Без опасных для здоровья примесей.

– Мы о таком не слышали, – покачал головой Готтольд. – А работе с веркштейном с детства отец учил. А он был одним из лучших механиков города. Главой гильдии.

– Интересно. Очень интересно. А где его в таком случае добывают? На моей родине существуют целые шахты по добыче веркштейна. А найти чистый самородок – большая удача. Но похоже, что для вас это обыденность.

– Собираем на морском дне. Чаще всего отводят воду и копают. Ну и свою долю вносят ныряльщики, которые ищут самородки. Но на них рассчитывать не стоит. Это больше надежда обогатиться для бедняков, чем стабильный источник камня.

– Значит, механиков тоже кормит море.

– Нет. Море – враг.

– Море – враг, – повторила за братом Агнесса.

Орель с любопытством посмотрел на близнецов. Уже не первый раз они использовали эту присказку. Что удивляло. Механик привык, что прибрежные жители относились к морю по меньшей мере уважительно. Вплоть до обычаев, которые находились на грани языческих ритуалов. А здесь все выглядело наоборот. Оставалось понять, почему.

Вскоре вышли на рыночную площадь. Протиснулись мимо заставленных рыбой прилавков. Дальше торговали овощами – вполне знакомыми капустой, репой и брюквой. Возможно, что они отличались цветом или текстурой, но Орель слишком давно не ходил на рынок самостоятельно, чтобы заметить разницу. Последние годы уже не получалось подниматься с кровати. А до этого посылал за покупками орденских слуг, приставленных к нему.

После торговой площади вышли к месту общегородских собраний перед собором. Готтольд рассказал, что фундамент заложили в год основания Наяхафена. А завершили строительство храма уже при текущем поколении горожан.

– Они опять это сделали! – неожиданно громко и зло проговорила сестра Виглер.

– Агни, подожди.

Но женщина не послушалась и почти бегом вырвалась вперед. Присмотревшись, Орель увидел на площади рядом с собором бронзовый монумент. К нему-то Агнесса и направилась. Они с Готтольдом ускорили шаг.

Подойдя ближе, механик лучше рассмотрел памятник. Из бронзы было отлито пять мужских фигур, которые полукругом стояли перед каменным постаментом примерно по пояс высотой. На вершине постамента был вырезан упрощенный план города.

– Агни, пойдем.

– Нет! Это наша история.

Орель смотрел на крайнюю правую фигуру. Наверняка памятник был поставлен выдающимся людям, у которых много заслуг перед городом. Но об одном из них мнение поменялось. Причем сильно.

Металл местами покрыт вмятинами от ударов. На шею статуи была накинута веревка, завязанная скользящим узлом. Словно на повешенного. А на голову надет грязный мешок.

– Кто это, Готтольд?

– Главы пяти семей, которые основали Наяхафен. Самый первый – Орель Лехтман, именем которого тебя и окрестили. Дальше идут Мейцер, Нульгман, Фоссе. И последний – Карл Виглер. Наш с Агнессой прямой предок.

– И почему с его памятником так поступили?

– Из-за подлости и клеветы, – не оборачиваясь, ответила Агнесса.

Она стащила и отбросила в сторону мешок. Оказалось, что предварительно кто-то метнул в голову статуи несколько тухлых яиц. Женщина начала рукавом оттирать бронзу. В этом время Орель пытался сравнить, насколько лицо памятника схоже с близнецами.