– Спасибо за перевод, Уилл, – сказала Тесс, устремив взгляд на жениха.

И Джем, и Уилл были забрызганы черной кровью, но на подбородке и на шее Джема виднелись и красные капли. Капли его крови.

– Я не ранена, – прошептала Тесс и подумала: «Нет, так не пойдет. Нужно быть сильной ради него». Она выпрямила плечи, не выпуская руки Джема. – Где порошок? – обратилась она к Уиллу. – Он не принял его перед выездом из Института?

– Не говори обо мне так, словно меня здесь нет, – сказал Джем, но в голосе его не было раздражения.

Он повернул голову и чуть слышно шепнул что-то Уиллу. Тот кивнул и отпустил его. Тесс видела, как Уилл напряжен, как готов был в любую секунду снова подхватить друга, но Джем стоял сам.

– Видишь, у меня прибавляется сил, когда Тесс рядом. Я говорил тебе, – мягко произнес Джем, обращаясь к Уиллу.

При этих словах Уилл опустил голову, чтобы спрятать от Тесс свои глаза.

– Я вижу, – сказал он. – Тесс, у нас с собой нет порошка. Видимо, Джем не принял его, когда мы выехали, хотя он этого и не признает. Возьмите экипаж и отправляйтесь обратно в Институт. И не спускай с него глаз.

Джем тяжело вздохнул.

– А остальные…

– Я поведу экипаж. Это несложно, ведь Балий и Ксанф знают дорогу. Генри может править экипажем Лайтвудов.

Уилл действовал быстро и эффективно – и, похоже, не ожидал никакой благодарности за это. Он помог Тесс втащить Джема в экипаж, изо всех сил стараясь при этом не прикоснуться ненароком к ее руке. Затем он подошел к остальным и объяснил, что происходит. Тесс услышала, как Генри сказал, что нужно забрать из дома все записи Бенедикта, а затем захлопнула дверцу экипажа, и они с Джемом погрузились в приятную тишину.

– Что вы нашли в доме? – спросил Джем, как только они выехали из поместья Лайтвудов и ворота остались позади. Все такой же бледный, он откинул голову на подушку и полуприкрыл глаза. Щеки юноши горели. – Я слышал, Генри говорил что-то о кабинете Бенедикта…

– Бенедикт сошел с ума у себя в кабинете, – ответила Тесс, согревая холодные руки Джема. – Еще до превращения, в те дни, когда он, по словам Габриэля, заперся в комнате и никуда не выходил. Он написал на стене что-то об «адских механизмах», и слова, похоже, выведены кровью. Там сказано, что эти механизмы не знают ни жалости, ни прощения и что их будет все больше…

– Должно быть, он имел в виду армию автоматонов.

– Наверное. – Поежившись, Тесс придвинулась ближе к Джему. – Пожалуй, это глупо, но последние пару месяцев было так спокойно…

– …что ты забыла о Мортмейне?

– Нет. Я о нем не забыла. – Она посмотрела в окно, но взгляд ее уткнулся в занавески, которые она задернула, чтобы свет не резал Джему глаза. – Я просто надеялась, что он займется чем-нибудь другим.

– Может, так и есть. – Джем сжал руку Тесс. – Конечно, гибель Бенедикта – трагедия, но все это началось давным-давно. И ты в этом не виновата.

– В библиотеке было много всего. Записки Бенедикта, его книги. Дневники. Генри привезет их в Институт, чтобы изучить подробнее. В этих бумагах было мое имя.

Тесс замолчала. Как она могла беспокоить Джема подобными вещами, когда он чувствовал себя так плохо?

Как будто прочитав мысли Тесс, Джем провел пальцем по ее запястью.

– Тесс, это просто приступ. Он пройдет. Лучше скажи мне правду, всю правду без утайки, какой бы пугающей или горькой она ни была. Тогда я смогу разделить с тобой эту ношу. Я ни за что не допущу, чтобы ты пострадала. Этого не допустит никто из Института. – Он улыбнулся. – У тебя участился пульс.

«Правду, всю правду без утайки, какой бы пугающей или горькой она ни была».