– Алло! Вы меня слушаете?

– Да. Что вы собираетесь с ним делать?

– Привезти его вам.

– Вы сами его привезете?

Это было сказано без особого восторга. Комиссар улыбнулся.

– Хочу вам заметить, что я не позволю себе вмешиваться в ход вашего расследования.

– Вы полагаете, что он…

– Не знаю. Может, он виновен. Может, не виновен. В любом случае, я вам его привезу.

– Благодарю вас. Я встречу вас на вокзале.

В своем кабинете Мегрэ нашел Люка, который с любопытством разглядывал учителя.

– Подожди еще минутку. Я предупрежу шефа.

Работа позволяла Мегрэ взять несколько дней отпуска. Вернувшись, он спросил Гастена:

– В Сент-Андре есть таверна?

– Да, «Приятный уголок». Таверну держит Луи Помель. Там хорошо кормят, но в комнатах нет проточной воды.

– Вы уезжаете, патрон?

– Соедини меня с моей женой.

Все это произошло так неожиданно, что бедный Гастен обомлел, не решаясь радоваться.

– Что он вам сказал?

– Возможно, он вас арестует, как только мы приедем на вокзал.

– Но… Вы едете вместе со мной?..

Мегрэ кивнул головой и взял телефонную трубку, которую протягивал ему Люка:

– Это ты? Приготовь мне чемоданчик с бельем и необходимыми туалетными принадлежностями… Да… Да… Точно не знаю… Возможно, дня на три или на четыре…

И весело добавил:

– Я еду к морю, в Шаранту… В край устриц и мидий. А пока я пообедаю в городе. До скорого…

У него было ощущение, что он неплохо кого-то разыграл, как мальчишки, столь долго досаждавшие старой Леони Бирар.

– Идемте со мной, перекусим что-нибудь, –  обратился Мегрэ к учителю, который послушно встал и последовал за ним, словно во сне.

Когда поезд стоял в Пуатье, на платформах одновременно зажглись все фонари, хотя было еще светло. И только позднее, когда вдоль поезда замелькали поля и пастбища, стало темнеть. Окна ферм, расположенных на отшибе, заблестели, словно звезды.

Потом, за несколько километров от Ла-Рошели, на землю начал опускаться легкий туман. Но это был не деревенский, а морской туман, смешавшийся с темнотой. На какой-то миг вдалеке блеснул луч маяка.

В купе ехали еще двое, мужчина и женщина. Во время поездки они иногда поднимали голову, чтобы обменяться несколькими фразами. Жозеф Гастен все чаще и чаще, особенно к концу поездки, устало посматривал на комиссара.

Колеса постукивали на стыках. За окнами мелькали низенькие дома. Железнодорожных путей становилось все больше. Наконец показались платформы вокзала, двери с привычными вывесками, ждущие люди, можно было подумать, те же самые, что и на предыдущих вокзалах. Едва открылась дверь, как в купе ворвался крепкий, свежий воздух, исходивший из черноты впереди, где, как казалось, заканчивались пути. Но если взглянуть более внимательно, можно было различить мачты и трубы кораблей, равномерно покачивающихся на волнах. Слышались крики чаек. Словом, это был знакомый запах моря и гудрона.

Около выхода неподвижно стояли трое мужчин. У лейтенанта Даньелу, совсем молодого человека, были черные усы и густые брови. И только когда всего лишь несколько метров отделяли его от Мегрэ и учителя, лейтенант подошел ближе и вскинул руку в военном приветствии:

– Честь имею, месье комиссар, –  произнес он.

Мегрэ заметил, что один из бригадиров стал доставать из кармана наручники, и прошептал, обращаясь к лейтенанту:

– Не думаю, что в этом есть необходимость.

Лейтенант подал знак своему подчиненному. Несколько прохожих посмотрели на них. Люди толпой двигались к выходу, неся тяжелые чемоданы, пересекали по диагонали зал ожидания.

– Лейтенант, я намерен не вмешиваться в ход вашего расследования. Надеюсь, что вы меня поняли. Я здесь неофициально.