И не было бы совершенно никаких проблем, если бы моя сила была прежней, а не утекала вместе с кровью, оставляя на полу красную дорожку.

— А помощников у тебя нет случайно? — прохрипел я, обращаясь к голосу, когда с силой уперся руками в одну из створок, и она протяжно заскрипела, но, черт побери, не поддалась с первого раза.

«Они на подходе, но близко не подойдут».

— Херовенько, — выдохнул я, начиная ощущать, что силы вместе с адреналином покидают меня хоть и медленно, но верно, словно внутри стремительно садился заряд батареи.

«Тебе нужно выбраться!»

— И без тебя знаю, — пробурчал я себе под нос, понимая, что по-тихому выйти не получится.

И к черту!

Нужно было использовать все шансы на спасение, сейчас было не до гордости и прочих чувств!

Я кидался на дверь с разбега, пытаясь открыть ее тараном, не обращая внимания на то, что моя кровь остается при каждом столкновении.

Я и без того был одной большой раной и пока не понимал, как еще держусь на ногах.

Гораздо большей проблемой было то, что, конечно же, мои попытки вырваться были услышаны.

Где-то в глубине бесконечных коридоров завыла сирена, и послышались голоса людей, а затем топот тяжелых ботинок.

Меня буквально обдало новыми ароматами — возбуждения от предстоящей стычки. И человеческого страха. Вязкого. Безграничного.

Они знали, кто я. Знали, на что я способен. А потому знали, что сейчас бегут на верную смерть, не в силах отступить, потому что обязаны были выполнить чей-то приказ.

Они думали, что я уже давно мертв.

А потому страх был сильнее, заставляя воздух вибрировать по мере того, как люди приближались ко мне.

Но я не собирался снова оказаться в их руках! Люди коварны, хитры и безжалостны.

Я ненавидел их всегда, а теперь был готов убивать без разбора. Но только когда смогу окончательно прийти в себя и вернуть свою силу.

В последнем рывке я кинулся на дверь, отчего воздух вышел из моих легких со свистом от глухого удара, но в этот раз она поддалась и с противным скрипом накренилась.

Просвета с краю было достаточно, чтобы я ухватился руками за него, дернув сильнее и создавая наконец лазейку, через которую тут же выбрался.

Воздух свободы, запахи влажной земли и осенней прохлады ударили в голову, отчего она закружилась, и мир снова накренился под странным углом, заставляя меня хвататься за воздух, и отчаянно бежать вперед под грохот сзади и автоматные очереди.

— Стреляй! Давай! Его нельзя упустить! — орали друг другу люди, но не выходили за пределы здания, отчего-то не торопясь последовать за мной.

А я бежал из последних сил, в эйфории ощущая, как холодный пол под ногами сменился рыхлой лесной землей и кроны высоких величественных деревьев скрыли меня от глаз тех, кто мог навредить.

Я бежал так долго, как только мог.

Бежал, пока не почувствовал, что все мое тело стало одной большой раной. Кровоточащей. Изувеченной.

Было ощущение, что во мне порвана каждая мышца, раздроблена каждая кость.

Что легкие разорваны в клочки, а я все пытался двигаться вперед, потому что знал: так просто меня не оставят.

— …И ты замолчал, — прохрипел я, обращаясь к голосу, благодаря которому смог выбраться, понимая, что не в состоянии подняться, когда упал на колени. — Или ты мог действовать, только пока я был в руках людей?

Где-то вдали раздался волчий вой.

Низкий, пронзительный. Словно призывающий к чему-то.

Волки были нашими соседями по лесу. Нам нечего было делить. Поэтому мой медвежий род никогда не обращал особого внимания на них.

Волки жили всегда в стороне, охотились, умирали, рождались — они не вмешивались в наши дела, как и мы никогда не лезли к другим обитателям леса.