Непонятно, зачем он это говорил. Все равно они ни черта не понимали по-русски: умели только здороваться, торговаться и материться. Стоят, тыкают пальцами в портрет, хохочут… С какой стати?!.. Это его дворик. И подворотня эта его и Маринки. И этим уродам здесь делать нечего! Скалятся!.. Придется закатить им несколько оплеух.
Одним шагом Петр сократил дистанцию. В подворотне сразу стало тесно. Обступили со всех сторон. А тот, что покоренастее, видно, понял по лицу Лозовского, что сейчас начнется и принял стойку. Каратист, что ли?.. Весь напряжен, а руки расслабленные, как плети.
Да только Лозовский знал цену этой расслабленности, что преображается в мгновенные рубящий удар, от которого сразу же проваливаешься в темноту, в глубокий нокаут.
А между тем вот-вот должна выйти Маринка. «Припудрю носик». До встречи оставалось всего минут двадцать. Лозовский рассвирепел. Не хватало, чтобы она увидела этих хохочущих над ее портретом идиотов.
И он сделал финт левой, пытаясь раскрыть защиту Коренастого, а правой нанес удар в челюсть. Замечательный прием, один из самых любимых, верный способ успокоить любого на те десять секунд, что отсчитывает рефери. Он ни о чем не думал: тело само помнило, что ему нужно делать. Удар был проведен безукоризненно, но желтопузый каким-то чудом успел уклониться. И тут налетели все остальные.
Лозовский закружился, затанцевал на месте, уклоняясь от появившихся в их руках цепей и кастетов. Руки молниеносно наносили удар за ударом, а глаза видели каждого и всех сразу.
Эти узкоглазые ребята оказались поворотливыми, но не достаточно, чтобы избежать его молниеносных ударов. Они наседали все разом, широко размахивая руками, но этим только мешали друг другу. Вот если бы они чуть разошлись в стороны и перестали мешать друг другу… Петр валил их, одного за другим.
Это было повеселее, чем на ринге: ни тебе судей, ни гонга, ни правил. Вот уже двое корчатся на заплеванном асфальте в собственной крови и блевотине. У них еще долго будет кружиться голова. А этот, с цепью, отлетел к стене и жалобно скулил. Ничего, заживут твои ребра – кости у молодых срастаются очень быстро. Через пару месяцев будешь, как новенький.
А парнишка, что так лихо крутил кастетом, от удара левой врезался головой в стену и теперь, как слепой котенок, полз на четвереньках куда-то в сторону.
И Коренастый тоже ошибся. Метил в голову, да только, вот, промахнулся. И когда, подавшись по инерции вперед, он раскрылся, Лозовский нанес ему три сокрушительных удара ниже пояса.
Коренастый завязался в узел и беззвучно разевал рот, словно выброшенная на берег рыба. Он качался, совершенно беспомощный, стараясь не упасть на асфальт, и пытался вздохнуть. Еще удар… Точка. Готов… Коренастый рухнул, как подкошенный, и не шевелился.
– Нокаут. Полная победа.
И тут на глаза ему попался чемодан. Хороший чемодан. Кожаный. Если он собирается ехать в Питер, то именно такой вот чемодан ему и нужен. А без чемодана – никуда. Без чемодана человек, как дерево – стоит на одном месте и только провожает взглядом проносящиеся мимо поезда.
Лозовский подошел к чемодану, поднял. Тяжелый. А ручка удобная, и к ней привязан ключик от замка. Дураки!.. Лозовский покосился на поверженных противников. Ну кто же ключ и замок держит рядом?!..
Петр повертел чемодан в руках. А почему бы… В конце концов, это можно расценивать как спортивный приз. По правилам, победитель получает все. На время его придется, конечно, спрятать. Мало ли… Вдруг эти желтопузые пожалуются.
Придет милиция: где чемодан? А я: «Какой чемодан? Не знаю никакого чемодана? Свидетели есть? Свидетелей нет! А эти пятеро напали на меня, хотели избить, да не получилось, не на того нарвались. Теперь вот клевещут, хотят отомстить…»