Губы девушки густо накрашены помадой – на фильтре сигареты видны темные следы. А сиреневые табачные колечки растекаются по оконному стеклу, как волны от брошенного в воду камня. Ловко она с этими колечками!.. Чувствуется практика.
Девушка повернула голову. Теперь она смотрела прямо в камеру. Потапчук остановил изображение.
– Это Наталья Петровна Лозовская. Да, да, дочь того самого Лозовского. Она похищена неизвестными личностями. Сегодня днем Лозовский получил видеокассету. Я так понял, что это грязная порнуха, в которой главную роль играет его дочь – эта самая Наталья. Возможно, ее накачали наркотиками, возможно, запугали… Ты ведь знаешь – существуют тысячи способов заставить человека делать то, что ему совсем не хочется делать.
Малахов еле заметно кивнул головой.
– Ее нужно найти, – сказал Потапчук.
И замолчал. Надолго. Хмурил лоб, скреб щеку. Словно не знал, достаточно ли он дал информации или все-таки нужно кое-что добавить. Малахов считал, что информации явно недостаточно.
– Кого нужно найти? – спросил он, чтобы вывести «хозяина» из ступора. – Копии кассеты или девочку?
– И то, и другое. Школьница. Десятый класс. Пропала два дня назад. Потом пришла кассета. Требования похитителей ты слышал.
Потапчук фыркнул и снова принялся хмуриться и скрести щеку. Он был в явном затруднении. Значит, это дело представлялось ему достаточно серьезным.
Странно… Ну, хорошо. Пропала девушка, школьница, дочка солидного банкира, связанного с ведущими политиками. Лозовского шантажируют, требуя доли в рекламном бизнесе. Это, конечно, ужасно, состав преступления налицо… Но это не могло так заинтересовать Потапчука – его отдел занимался совсем другими вещами. Да и Малахов не был специалистом по борьбе с киднеппингом. А вместе с тем Малахов давно уже не видел своего шефа в таком состоянии – взволнованный, что-то недоговаривающий, какой-то нерешительный, Потапчук находился сейчас в таком явном противоречии с самим собой, что, казалось, вот он встанет, заберет кассету и скажет, что этим делом займутся его ребята из отдела.
Но ничего подобного не произошло. Потапчук поднял на Малахова глаза и спросил:
– Справишься за три дня?
Теперь следовало сказать, что «и не такие дела раскручивали», или утвердительно кивнуть с солидным, понимающим видом, или еще каким-нибудь образом высказать свою решительность и готовность действовать. Но многое было не ясно. А Малахов не любил работать вслепую.
– Я должен найти Наталью Лозовскую и копии видеокассеты, – сказал он. – Это понятно. Не понятно, почему это дело ты поручаешь мне, одному мне, а не своре своих волкодавов, а ведь, как я понял, дело срочное – ты никогда еще не вызывал меня по пустякам. Не понятно, почему вообще ты занялся этим делом, ведь похищения детей находятся за пределами сферы деятельности твоего отдела. Не понятно… Ах, как много остается непонятного… Федор Филиппович, в чем дело? Что ты темнишь? Или я вышел из доверия?
Некоторое время Потапчук молчал. Потом криво усмехнулся.
– Ладно. Не обижайся. Это не мои секреты. Мэр попросил меня предоставить непосредственным исполнителям минимум информации. Дело, похоже, попахивает политикой, большой политикой. А Наталья Лозовская является приманкой в состязании охотника и тигра.
– Ого, – присвистнул Михаил. – Значит, дело на контроле у Попкова. Так вот почему этим делом занялся ты…
– Лозовский отказался привлекать к делу правоохранительные органы. У него достаточно врагов в Министерстве внутренних дел. Если вся эта история станет достоянием гласности, а кассета попадет к ним в руки, то неприятности не закончатся. Они только начнутся… – ответил Потапчук. – Вот Лозовский и отказался от официального расследования. Он попросил своего приятеля о содействии. А Попков обязан Лозовскому всем. Он тут же по старой памяти позвонил мне. Мы встретились, поговорили. Кстати, он сказал, что в случае удачного завершения дела гонорар составит пятьдесят тысяч. Долларов, конечно. Пятьдесят тысяч! Это твои деньги. Впрочем, для Лозовского это мелочь. А Попков… Попкову, ты знаешь, очень трудно отказать. Он бывает очень убедительным… Кроме того, его прочат в президенты…