На смену растерянности приходит злость. Сжимаю губы и опускаю глаза. Передо мной человек, который бросил меня. Как так вышло и почему – я устала гадать за прошедшие годы. Перестала задумываться, приняла как факт. Да и жизнь меня не баловала. Очень быстро стало не до страданий, точнее, сместился… так сказать, фокус.

Но теперь… узнал он меня и просто изображает, что не помнит, или вправду не узнал – любой вариант одинаково оскорбителен. И всё же я почему-то продолжаю сидеть и ждать, что мне скажут.

– Вам объяснили суть работы? – как-то устало спрашивает мужчина.

– В общих чертах, – киваю, а затем прищуриваюсь. – Сумма, которую вы собираетесь платить, реальна?

– Вполне, – он кивает, а затем жёстко рубит: – Скажу сразу: основное условие работы – никаких взглядов в мою сторону! Мне хватило пары ваших предшественниц. Даже если вы понравитесь моей матери, что вряд ли, это не означает автоматическую симпатию с моей стороны. Надеюсь, вам понятно?

Прикусываю язык, чтобы не сказать, что я думаю о нём и его условиях, и молча киваю.

– Хорошо, – удовлетворённо говорит он. – Так, ваши обязанности: при необходимости оказывать моей матери медицинскую помощь в рамках вашей компетенции, следить, чтобы она вовремя принимала лекарства, а также выполнять мелкие поручения, помогать в бытовых вещах и выслушивать жалобы на то, какой я ужасный сын. Вопросы?

– Мне сказали, что у вашей матери проблемы с глазами, – задаю единственный вопрос, который меня сейчас волнует. – Насколько плохо она видит?

– Очень слабо. У неё катаракта на обоих глазах. Различает светлое и тёмное, очертания предметов.

– То есть черты моего лица она не разглядит?

– Это так важно? – он поднимает брови.

«Ещё как важно», – проносится у меня в голове, но я слегка киваю и одновременно пожимаю плечами, делая вид, что мне безразлично.

– Нет, не разглядит.

Значит, она не узнает меня. Не узнает девушку, которую тогда выставила из квартиры. Хотя, если уж меня не узнал человек, с которым мы провели вместе почти два месяца…

– Хорошо, – уверенно киваю, а затем, не удержавшись, уточняю: – Помогать нужно только вашей матери? Вы в помощи не нуждаетесь?

Последние слова звучат немного язвительно, и мой наниматель вскидывает брови в непритворном удивлении.

– А почему мне может требоваться ваша помощь?

– У вас нет проблем… с памятью, например? – говорю с намёком.

Я не ожидаю особенной реакции, поэтому меня застаёт врасплох, как быстро меняется выражение его лица.

– Нет, – цедит он сквозь зубы и встаёт, показывая, что разговор закончен. – Если это всё…

– Я готова приступить к работе с завтрашнего дня, – произношу торопливо и тоже поднимаюсь. – Надеюсь, что вас, в свою очередь, предупредили о том, что я могу работать только по определённому графику.

– Да, вы ведь…

– Операционная медсестра, – киваю, расправляя плечи, – дежурства у меня сутки через трое, поэтому у вас я могу работать два через два, так, чтобы исключить день дежурства и день после него. Сегодня как раз день после дежурства.

– Ну что ж, – он смотрит на меня задумчиво, – двух дней вполне достаточно, чтобы понять, найдёте вы вообще с моей матерью контакт или нет. Оплата за эти дни, разумеется, будет.

– Договорились, – киваю.

– Я скину вам адрес, приезжайте завтра с утра. До свидания, Надежда, – Володя кивает мне и идёт к двери.

Провожаю его взглядом и бессильно опускаюсь обратно на стул. Ко мне подходит девочка-официантка.

– Принести что-нибудь ещё? – забирает мою пустую чашку, смотрит вопросительно.

– Да… Да, пожалуй, давайте ещё чай, – прошу её.

Ничего не понимаю. Растерянно кручу в руках пакет с документами. Достаю паспорт. Вглядываюсь в фотографию. Грустно усмехаюсь, да уж, видок у меня тот ещё. На документах мы, конечно, все жутко получаемся, но здесь… Вспоминаю, что меняла паспорт как раз после последней маминой операции. Следом за ней предстояла долгая реабилитация.