Маленькое измученное тельце льнуло к нему, под руками горела покрытая кровью спина. Она так нуждается в его заботе! А он так отчаянно мечтает заботиться о ней! Всегда…

– Где болит?

– Там, где ты трогаешь, – всхлипнула она. – Прямо под твоими пальцами.

Он перегнулся через ее плечо, чтобы лучше рассмотреть. Кровь в одном месте запеклась толстым слоем.

– По-моему, это просто порез. Сейчас вымою и посмотрю, но, думаю, ничего страшного.

Александр прижал ее голову к груди, коснулся губами влажных волос.

Он положил ее на белую простыню. Прикрыв ладонями крошечную грудь, она опустила ресницы.

– Таточка, мне нужно умыть тебя.

Ее глаза оставались закрытыми.

– Позволь, я сама, – выдавила она.

– Ладно, но ты даже сидеть не можешь.

– Дай мне мокрое полотенце, и я сама все сделаю, – упиралась она.

– Тата, разреши мне поухаживать за тобой. Пожалуйста. – Он перевел дыхание. – Не бойся, я никогда не причиню тебе зла.

– Знаю, – пролепетала она, не желая или не в силах поднять веки.

– Не волнуйся. Лежи, как лежишь. Я все сделаю.

Он вымыл ей волосы, руки, живот, шею как мог тщательно под мерцающим светом керосиновой лампы. Татьяна громко застонала, когда он коснулся бока, представлявшего сплошной синяк.

Орудуя тряпкой, Александр монотонно приговаривал:

– Когда-нибудь, не сейчас, но скоро, ты, если захочешь, объяснишь мне, что делала на вокзале во время бомбежки. Договорились? Подумай хорошенько, что мне сказать. Смотри, как тебе повезло. Ну-ка подними руки. Сейчас вытру тебя и перебинтую ребра. Через несколько недель они сами заживут. Будешь как новенькая.

Татьяна, по-прежнему не открывая глаз, отвернула лицо и снова закрыла руками грудь. Александр стянул с нее разрезанные брюки, оставив в одних трусиках, и вымыл ноги. Она съежилась и потеряла сознание, когда он дотронулся до места перелома. Он подождал, пока она придет в себя.

– Мне оторвало ногу? – простонала она, сквозь зубы. – У тебя нет ничего, чтобы снять боль?

– Только водка.

– Я не слишком большая любительница водки.

Когда он вытирал ей живот, Татьяна умоляюще прошептала:

– Пожалуйста… не смотри на меня. – Ее голос оборвался.

Его голос тоже дрожал.

– Все в порядке, Таточка, – уверял он и, нагнувшись, поцеловал верхушку мягкой груди, прижатой ее ладонью. – Все в порядке.

Он никак не мог оторваться от нее. Пришлось долго уговаривать себя, прежде чем выпрямиться.

– Я должен перевернуть тебя. Вымыть спину.

– Я сама перевернусь.

– Не трать силы.

Он тщательно, бережно обтер ей спину.

– Как я и говорил, ничего страшного. Много порезов стеклом. Это ребра болят.

– Что же мне надеть? – взмолилась она, уткнувшись лицом в простыню. – Это все, что у меня есть.

– Не волнуйся, завтра что-нибудь отыщем.

Он перебинтовывал ее сзади, чтобы голова не находилась всего в сантиметре от ее грудей, которые она продолжала закрывать ладонями. Ему до смерти хотелось прижаться губами к ее плечу. Но он сдержался.

Потом он уложил Татьяну поудобнее, прикрыл одеялом и крепко перебинтовал ногу, обложив предварительно палочками.

– Ну как? – улыбнулся он. – Правда ведь легче? А теперь держись.

Она едва сумела поднять руки к его шее.

Александр перенес ее на свою походную койку, и Татьяна еще несколько секунд обнимала его, прежде чем отстраниться. Он бережно укутал ее шерстяным одеялом.

– П-почему мне т-так холодно? – спросила она, стуча зубами. – Эт-то значит, что я ум-мираю?

– Нет, – заверил он, – все обойдется. Но нужно поскорее доставить тебя в город.

– Я не могу идти. Что же нам делать?

Легонько похлопав ее по ноге, он шепнул:

– Тата, главное, что мы вместе. Я обо всем позабочусь. Не волнуйся.