Через час он был уже на рабском рынке в пригороде Фер. Еще через час, снова поменяв хозяина, шел в общей веренице рабов, уводимых от побережья все дальше в горы.

Арви и Лу продешевили. Надо было продавать меня, как грамотного, думал Развияр на ходу, глядя в спину идущего впереди парня. За грамотного дали бы больше – конечно, если найти разборчивого и богатого покупателя.

Дураки, думал Развияр. Бывший хозяин Агль до сих пор, наверное, грызет локти и проклинает свое разорение. Проклятые контрабандисты могли бы подзаработать на труде искусного переписчика…

И тут же с ожесточением подумал: шиш вам. Не стал бы я работать на них. Я свободный человек, у меня есть память, и я еще увижу когда-нибудь леса своей родины.

Цепочка рабов медленно тянулась в гору. Надсмотрщики пощелкивали бичами – без излишней жестокости. Так, для порядка.

Замок целиком был высечен в скале. Непонятно, кто и когда проделал этот титанический труд; кое-где на стенах сохранились отпечатки огромных зубов. Надзиратель Роджи говорил, что это скальные черви; только великий маг может подчинить себе скального червяка и заставить его грызть камень по приказу.

Здесь все было каменное: мебель. Посуда. Сердца людей, служащих здешнему властелину, были, похоже, тоже из камня. Днем солнце нагревало замок так, что на перилах внешних галерей вольнонаемные жарили себе яичницу. В глубине замка, в дальних комнатах, освещенных факелами, было стыло и холодно, и с потолка капала вода.

Развияру повезло: его запирали на ночь в Восточной темнице. Это было большое помещение с единственной узкой и низкой дверью, с огромным проломом в стене напротив – вроде окна, выходящего на восток. Под проломом открывалась бездна, далеко внизу журчал ручеек. Скала поросла мхом, стены и пол Восточной темницы больше чем наполовину были затянуты глубоким и мягким зеленым ковром. Ручеек, бравший начало где-то наверху, снабжал рабов свежей водой и позволял умываться.

Здесь не бывало душных ночей. Развияр лежал на мшистом покрове и сколько угодно мог думать о своем; за день до его появления в замке – вместе с пятью другими рабами – в Восточной темнице случилась драка. Кого-то сбросили вниз.

В первую свою ночь в замке Развияр оказался среди молчаливых, подавленных, очень скрытных людей. Позже он узнал, что, недосчитавшись накануне раба, старший надсмотрщик пришел в ярость, велел сурово наказать правых и виноватых, а двое зачинщиков драки были наказаны до полусмерти. С тех пор обитателям темницы запрещено было разговаривать друг с другом от заката и до рассвета. Впрочем, Развияра вполне устраивал такой порядок.

Он лежал в тишине, слушая шорох ручейка. Если зажмуриться – можно вообразить, что валяешься на поляне среди леса. Бежать из Восточной темницы невозможно, но Развияр убегал каждый вечер, просто закрыв глаза.

Утром, перед рассветом, и вечером, в сумерках, на стенах кое-где можно было различить буквы. Когда-то здесь сидел грамотный человек; звали его Уки-Поводырь, он выцарапал на камне свое имя и десяток неприличных слов – наверное, все, что знал. Он же – а может быть, другой раб – нарисовал, как умел, голую женщину с маленькой головой и широченными, как корма у галеры, бедрами. Кроме этих надписей и рисунка, в темнице была еще одна, очень странная, отметина на стене. Развияр долго к ней присматривался, прежде чем понял: это тоже слово. Когда-то, переписывая книги на чужом языке, он научился понимать иную речь, хоть и не знал, как она звучит.

Слово, выцарапанное на замшелой стене, означало «память».

– Эй, книжник!