– Ты вот что, – распорядился Тарасов, обращаясь к старшине роты, – дай указание дневальному, чтобы он через каждый час будил Кормухина. Найди для этого какую-нибудь посудину. Врач обещался помочь ему. Утром он посмотрит, сколько там наберется этого продукта, а потом Кормухин будет сдавать анализы.

В длинном коридоре подвала старинного здания госпиталя старшина еще раньше заприметил большую стеклянную бутыль, видимо, бесхозную, и поэтому намеревался как-нибудь приспособить ее в своем ротном хозяйстве для какого-то употребления. Поскольку необходимости такой пока не представлялось, бутыль стояла на своем месте. После вечерней поверки старшина отдал соответствующее распоряжение ротному санинструктору и дневальным. Жоре предстояла беспокойная ночь.

Утром, когда подполковник медицинской службы, человек пунктуальный, встретился с капитаном Тарасовым и ротный старшина проводил их в укромный уголок коридора, где стояла участница ночного эксперимента – большая бутыль, оба офицера, недоумевая, уставились сначала на нее, а потом на старшину. Старшина стоял, как и полагается нижнему чину, поодаль от начальства и не сразу понял, что вызвало замешательство офицеров. Он шагнул вперед и ахнул – большая многолитровая бутыль была доверху наполнена мутной желтоватого цвета жидкостью.

– Вот негодники! – возмутился старшина. – До сортира всего-то каких-нибудь полсотни метров оставалось пройти, а они сюда наладились. Ну, я им устрою сегодня строевую подготовку!

– Бросьте, старшина, не стоит придавать этому значения, – усмехнулся медицинский подполковник. – Обычная солдатская проделка. Анализ – так анализ! Вся рота постаралась. Шутники, однако, они у вас. Да и то сказать, скучно служить в стройбате.

Действительно, жить в стройбате было скучно, мало сказать – скучно, томительно. Все только и ждали демобилизации. В армии в 1946 году еще служили мужчины, призванные до войны. Все понимали, что война – дело всенародное, надо воевать, надо служить. Но война закончилась, страна праздновала Победу, а неисчислимое множество молодых мужчин обречены были тянуть солдатскую лямку. Самое безысходное в этом было то, что никто не знал, когда наступит конец изнурительной жизни в бесчеловечных условиях разных стройбатов, запасных частей и других воинских подразделений второстепенного назначения.

Кормухина демобилизовали в апреле 1947 года, вскоре после Указа о демобилизации его возраста. Он уехал на родину в Торопец, оставив за плечами пять с лишком лет солдатской службы

Прошло больше месяца с того времени, как скрылся из расположения четвертой роты рядовой Бугрин. В Воскресенске за это время одна за другой были ограблены швейная и сапожная мастерские, участились квартирные кражи, совершено несколько разбойных нападений на людей, идущих в позднее время со станции. И милиция, и Военкомат были оповещены о дезертирстве Бугрина. Криминальная обстановка в Воскресенске и до его дезертирства была неспокойная, но теперь многие преступные действия приписывались Бугрину с какими-то двумя его напарниками.

Был случай: на станции взломали торговую палатку. Дежурный милиционер потом рассказывал с полной уверенностью, что это дело рук Бугрина. Их было трое. Милиционер открыл огонь, когда воры уходили. Был ранен один из подельников. Бугрин передал мешки с наворованным третьему, а сам взвалил на плечо раненого и сумел скрыться от преследования.

Его выследили, когда он… Нет не так. Надо рассказать об этом подробней. Четвертая рота была расположена на территории Химкомбината. На проходной к солдатам привыкли и пропускали их свободно и на вход и на выход. Бугрин пришел перед отбоем в каптерку к старшине четвертой роты и потребовал чистое теплое белье и портянки. Старшина сразу же начал соображать, как не вызывая подозрения Бугрина, оповестить милицию или охрану комбината о его появлении в роте. Время на размышления не было и старшина сказал, что в каптерке все белье стиранное, уже ношенное, а в кладовке есть несколько пар нового белья.