– Санки широкие. Других таких и не найти. Смело садитесь!
Купец и купчиха сели и поехали.
– Важно! – восхищался купец. – Дыши, Пелагея Вавиловна, набирай воздуха-то да и глотай. Ну, что ты дух запираешь? Я тебя проветрить повез, а ты… Ах, леденец те в горло!
– Зачем же вы ругаетесь, Тихон Игнатьич. Лучше с блезиром ехать.
– А затем, что ты дышать боишься. Разевай рот-то шире да и вдыхивай. Зимой мух нет, в рот не влетят.
– Да уж шире я не могу. У меня рот маленький.
– Врешь, врешь! Коли до пряника дело дойдет, так какой угодно запихаешь, а тут рот мал.
– Извольте, для вас я выкажу свое согласие, только ведь поперхнуться можно.
– Ничего, мы с извозчиком в загорбок поколотим, коли поперхнешься.
– Ну вот я и вздохнула. Теперь даже под сердце струя прошла. Довольны вы? – спросила купчиха и сделала паузу. – Тихон Игнатьич, отчего это так полозья у саней зудят?
– Летний путь с зимним борется, сударыня, – отвечал извозчик. – Зимний прошел, а летний его не допущает – вот и скрежет по камню.
– Тихон Игнатьич, а не опасно на новом мосту-то? Не провалимся мы?
– Ну вот! Зачем же провалиться, коли проба была. Сам городской голова пробовал.
– Да он грузен ли, голова-то? Может, так себе, тоненький да маленький.
– Недоумок! Да ведь он гирями пробовал. Потом транспорт с каменьями пустили.
– Ну, то-то. А то ведь в нас двоих двенадцать пудов, да ежели еще санки да извозчика прихватить…
– Вихлянскую чугунку намерены по мосту-то пущать, так как же ты в трех человеках с лошадью сумлеваешься? Дыши, Пелагея Вавиловна, дыши! Не забывай, для чего я полтину серебра прожертвовал. А то что ж это за променаж без дыхания? Видала, как в Зоологии тигра рот разевает? Вот и ты так разевай.
– А новое-то освещение на мосту не опасно? Не лопнет оно?
– Зачем же ему лопаться? Видала в саду «Ливадия» фонари? Так вот одна и та же аллегория, только на мосту столбы понадежнее.
– Два полковника мост-то строили, так зачем же ему проваливатъся и лопаться? – успокаивал купчиху извозчик. – Один полковник штатский, а другой военный.
– Кто же штатский-то полковник? – спросил купец.
– А Яблочкин этот самый. На нем штатский полковнический чин. Он, сказывают, в заграничной земле и в штатской войне воевал. Там повоевал, а сюда на мост фонари приехал ставить. Вот, сударь, говорят, ведь из простых мужиков он, этот самый Яблочкин-то; на газовом заводе близь Новой канавы работал, и вдруг ему в нощи видение: иди и жги новый газ, а вот тебе и все снадобья, из чего его делать. Ну, за этот лектрический газ сейчас его в штатские полковники…
Въехали на мост.
– Дыши, Пелагея Вавиловна. Накачивай вовсю!
– Дышу, дышу. Так это мост-то хваленый! – воскликнула купчиха. – А я думала…
– Ну, что думала? Думала, что он из бархату с золотом?
– Да он совсем как Николаевский, так что ж тут удивительного!
– А ты, верно, хотела бы, чтоб на нем шарманки играли и облизьяны прыгали?
– Да уж разговоров-то много было.
– Разговор дела не портит. Ну, извозчик, вези обратно. Да с горки-то скати нас с градом. Тут дорога легкая. Держись, Пелагея Вавиловна! А главное – дыши поспособней. Раздувай мехи-то, не бойся, теперь уж и трактирная пристань недалеко. Там чайком запьешь.
– Васька! Услужи купцам и прокати их во все удовольствие, а они мне за это на шкалик прожертвуют, чтоб первопутку спрыснуть! – крикнул извозчик и стегнул лошадь кнутом.
Санки быстро помчались с горы моста.
Общество для покровительства детям
В Александровском рынке на пороге одной из лавок с готовым мужским и женским платьем купец учил уму-разуму своего лавочного мальчишку. Сбив с него шапку и вцепившись ему в вихры, он показывал, «как белье полощут». Мальчишка выл, а стоявший против лавки разносчик с лотком яблок, смотря на эту сцену, приговаривал: