Возле бетонной стены этого «Х-прибора», увитой праздничными, новогодними с виду, спиралями Бруно, протиснулся Тоха на своём авто, минуя пробку на проспекте, – прямо на задки почтового отделения № 128247.
Ключ зажигания влево, язычок света – вправо, ручник – вверх.
И ещё один тумблер (в себе) перевёл Тоха в положение артистичности с вечным стремлением любым способом удивлять публику, неважно какую и как, а зрение – в режим раздвоения личности со взглядом на себя со стороны будто в окуляр кинокамеры.
Сейчас он видел себя выходящим из машины.
Свои ноги в кроссовках с развязанными шнурками.
Красные от холода голые коленки.
«Этот парень» в шортах танцующей походкой идёт по снежной слякоти.
Несколько прыжков по ступеням – и безбашенный водила в пуховике с меховой оторочкой скрылся в почтовом офисе.
За стойкой девушка-операторша в жёлтой форменной блузке наклеивала марки на бандероли.
Марка прилипла к языку при виде клиента одетого явно не по сезону, едва ли что не в трусах.
Она узнала в нём звезду интернета Тоху Fritz'а.
Рок-звезда поколения «И-Нет» навалился боком на стойку и жестом на посыл взмахнул своей бледной музыкальной пястью.
– Мне начальницу!
– Ой, да ты проходи, проходи!..
Решив исключить девчонок из своей жизни для упреждения боли от измен, как это случилось с Лизкой-металлисткой, и получения максимальной степени свободы, Тоха перед этой почтовой обожательницей напустил на себя холодность и скуку.
Пройдя под откидной доской офисного барьера, намеренно громко хлопнул за собой и далее двинулся шаркающей походкой пресыщенного жизнью человека, будто бы впавшего в забывчивость, взглядом со стороны строго контролируя себя в образе.
Девчонка-почтариха, похоже, получила свою порцию ледяного равнодушия.
Он был доволен собой.
Но уже перед дверью начальницы его остановила мысль: а не попадает ли он из одного капкана в другой? Что предпочтительнее – жизнь с риском потери свободы в захвате женского пола или жизнь под гнётом этой новой охранительной моральной установки?
Он думал об этом, когда передавал почтовое извещение величественной брюнетке в кителе с шевронами, эдакой мамке, пережидая поток её ласковых слов, рассеянно отвечая на вопросы о здоровье отца.
Оставался захваченным сомнениями, достанет ли у него выдержки для осуществления нового курса сугубо мужской линии жизни, – когда начальница офиса звонила отцу и высказывала опасения по поводу посредничества сына в такой важной международной почтовой операции, как получение письма из Европейского суда.
И удивлялся, сколь быстро, всего за несколько минут, пока он сидел в этом кабинете, становилась для него всё менее и менее привлекательной роль женоненавистника, так что уже на обратном пути у барьера в зале он снизошёл до того, что поставил глупенькой почтарихе автограф на каком-то бланке, думая, что вполне может быть, частица женского начала внедрена в мужчин как шпионский чип, подслушивающее устройство, датчик автомобильного навигатора и «так они управляют нами».
Домой поехал через проспект.
Разогнался до ста и завопил:
Озадаченный решением дилеммы, орал он и в лифте, не очень-то задумываясь, что его слышат на каждом этаже.
Он замолк от изумления перед неожиданно открывшейся дверью лифта, будто никогда этого раньше с ним не случалось.
Едва сдерживая рвущуюся из души музыку, Тоха в прихожей сунул в руку отцу его драгоценность в виде пластикового пакета с логотипом из трёх башенок ЕСПЧ и, оставив родителя контуженным своей душевной бурей, с треском захлопнул дверь «бомбоубежища».