– Это Тод, ему больно. Ты хочешь помочь?

Клина очень хотела помочь.

– Я научу тебя. Встань рядом с его головой. Вот так. А теперь положи ручки на его лоб. Так. Ему очень приятно, потому что твои ладошки прохладные, а у него жар. Температура его тела очень высокая – так бывает, когда люди болеют. Держи ладошки на его голове, а я займусь ногой. Хорошо?

Клина еще раз кивнула. Она была счастлива. На всю жизнь она запомнила то несравненное чувство, когда ее ладони тушили пламя в голове маленького Тода. Она почувствовала его расслабление, увидела, как он закрыл блестящие глаза и блаженно улыбнулся.

С того дня Клина присутствовала на приеме каждого, даже если его привозили посреди ночи. Девочка могла спать крепким сном до обеда, не слыша криков петухов и разговоров матери, но, если в дом вносили больного, невиданная внутренняя сила будила ее. Она чуяла их, ощущая чужие страдания, не как собственные, но как грозу – словно воздух вдруг становился тяжелым и густым, и именно в ее силах было вызвать спасительный дождь. Жадно наблюдая за Ланой, она всякий раз ждала того момента, когда ей разрешат приблизиться и тоже помочь. Лана попутно всегда объясняла ей что-то, направляла, помогала. Со временем она стала яснее видеть, что именно делает Лана с больными – она закрашивала плохие цвета.

Все цвета на людях Клина делила на хорошие и плохие. Хорошими были чистые, яркие: розовый, голубой, синий, белый, золотой, зеленый. Они светились и переливались изнутри. К Лане приходили люди с пятнами – грязными, темными пятнами, которые появились на хороших цветах, словно смешивая краски с грязью. Цвета этих пятен Клина считала своими личными врагами: серый, кроваво-красный, болотно-зеленый, грязно-желтый, коричневый.

Клина заметила, что сама Лана, а еще сильнее ее руки светились золотисто-белым цветом во время исцеления. Водя рукой по грязным пятнам на теле человека, Лана словно разбавляла и затягивала их своей яркой краской.

– Мои ручки тоже золотистые, Лана. Я тоже могу, – говорила Клина, протягивая Лане свои мерцающие светом ладошки, и та мягко улыбалась ей.

– Можешь, малышка. Ты многое можешь.

Клина никогда не отводила взгляда от открытых ран, потому что они не казались ей страшными, не смущал ее и порой довольно резкий неприятный запах. Все это было словно нарисовано и не столь важно, настоящими же ее врагами стали пятна плохих цветов.

– Это человеческая аура. Когда человек болеет, она окрашивается по-другому в местах хвори.

– Да, я тоже хочу попробовать ее закрасить, как ты.

– Давай, милая, пробуй.

И у нее получалось. С каждым разом все лучше и лучше. Словно она была волшебницей, самой счастливой в мире волшебницей.

Дерк тоже был одаренный, но по-другому. Лана сказала как-то раз, что он может создавать заклинания, а боль ему видеть не дано.

Быть может, поэтому он не замечал, как Лана страдает из-за него? Клина как-то раз даже собиралась объяснить ему, но не хватило смелости. Этот высокий мужчина, казалось, никого не видел вокруг, часто задумчивый, молчаливый, обращал внимание только на Лану. Да и ту, с обидой подумала Клина, получается, не видел, раз боли ее не замечал. А Лана глаз с него не сводила. Когда Дерк приезжал, все порхала вокруг, сверкая своими золотыми локонами. Часто они вдвоем уходили шептаться в сад. Или поднимались в комнату к Лане, и Клина потом глаз не могла сомкнуть, слыша их стоны наверху.

Он приезжал к ним несколько раз в год, проводил одну-две ночи в доме и уезжал. Иногда приезжал с одаренными людьми, вот и в этот раз привез израненную девушку. Часто приезжал с Эйдеем. Веселый, добродушный Эйдей был полной противоположностью Дерку. Здоровенный, он мог так высоко подбросить Клину к небу, что ей казалось – она вот-вот взлетит. Они болтали обо всем, у Эйдея всегда было много веселых историй. Он рассказывал ей о месте, где вырос, – Родарии. О башнях, где обучали таких же одаренных, как она. Но ей, приговаривал Эйдей, повезло, что у нее есть Лана. Лана лучше обучит ее, чем вачаны Башен – так звали учителей в Родарии. Клина слушала с открытым ртом об океане Аитейне, о непроходимом Покаянном лесе. Хотелось ли ей туда? Может быть, когда-нибудь. Но пока все, что она любила, – было с ней. Она была так счастлива заботиться о больных вместе с Ланой, что большего ей не нужно было. Если уж и отправляться куда, то только с Ланой, и с Ма, и Климуша с собой прихватить, чего уж там. Хоть он нудный и угрюмый всегда.