– В магазин-то я и забыла зайти! – чуть не с отчаянием воскликнула она. – Хотела ведь зайти в магазин – и забыла!

Миша, поднявшийся в облака мечтаний, нехотя спустился к прозаическим материям.

– Забыла, и ладно – завтра сходишь, – резонно заметил он.

– Завтра… И хлеба у нас мало…

– Хватит, – заверил маму Миша, но она отказывалась так быстро успокаиваться.

– Не хватит. Мало хлеба.

Со стороны может показаться, что мама Миши в этом диалоге выступает как рупор озвучивания суетных желаний, тогда как сам Миша пытается дистанцироваться от прозы жизни – в известном смысле так оно и есть, но примем во внимание, что обеспокоенность мамы имела под собой многолетние основания – не раз и не два (и не три, и не четыре; «и даже не пять и не шесть», – как может добавить какой-нибудь добродушный шутник; «и не семь, и не восемь» – с ухмылкой добавит совсем уж распоясавшийся тролль), так вот, вернувшись к маме, скажем, что не раз и не два она сталкивалась с проявлениями крайнего сыновнего раздражения – раздражения, связанного с (чаще всего) мнимой нехваткой тех или иных продуктов. Это не она, а Миша мог прийти на обед с кислейшей физиономией, – и лишь оттого, что она забыла купить его любимые чипсы или из-за того, что он, Миша, «не желает думать, хватит ему пяти кусков хлеба или не хватит, а нужно, чтобы хлеба всегда было с запасом; а нужно, чтобы…» – красноречиво-раздраженное бурчание Миши в таких случаях могло длиться достаточно долго. Наученная такого рода эмпирикой, мама Миши естественно беспокоилась – а хватит ли того или этого, всегда делала запасы, и, конечно, Миша всё равно всегда находил повод к чему-нибудь да придраться. Но и его можно извинить: если уж человек избалован, то должен же он капризничать? Должен. А кем он избалован? – всё той же мамой! Круг замкнулся. Но вернемся к разговору:

– Не хватит. Мало хлеба. Сам же первый начнешь ругаться.

– Не бойся – не начну, – заверил маму полный мыслей о всестороннем обновлении Миша.

– Масло! – вновь воскликнула успокоившаяся вроде бы мама.

– А что масло? – несколько обеспокоенно спросил Миша. Он не мог представить себе завтрака без бутерброда с толстым слоем масла и хорошим куском сыра, и если слой масла оказывался слишком тонким или сыр недостаточно вкусным, он мог считать утро загубленным, – а то и весь предстоящий день. Были дни, когда бутерброд портило масло, были дни, когда бутерброд портил сыр, были и такие дни, когда бутерброд портил хлеб – дни же, когда хлеб, масло и сыр сливались в бутербродной гармонии случались относительно редко. Но – чтобы совсем без масла! – он уже и не помнил дня, когда бы его утро обошлось без этого спорно-полезнейшего и бесспорно-вкуснейшего продукта.

– Да вот не помню – вроде сегодня с утра пачка закончилась. То есть точно помню, что закончилась, но не помню – есть ли у нас еще одна пачка. Должна быть, но – точно не помню.

– Ну как же, мам – масла всегда должна быть дополнительная пачка, я ведь сколько раз говорил…

– Говорил, говорил… – немного раздраженно пробурчала мама, вроде как – «столько раз говорил, что охота и теперь еще повторять».

– Так давай сейчас поднимемся домой, посмотрим, есть ли масло и решим – идти в магазин или нет.

– Нет, если мы зайдем домой, я уже в магазин не пойду. Надо сейчас решить.

И они решали, минут пять решали – и не могли решить. И идти не хочется, и без масла оставаться тоже никак нельзя. И тут Миша отчетливо вспомнил: незадолго до того, как они вышли в поликлинику, он зачем-то заглянул в холодильник и увидел в холодильнике пачку масла – и даже две пачки. Поделившись с мамой этим радостным воспоминанием, он подумал, что на этом их содержательная дискуссия завершится, но не тут-то было.