Милана посмотрела на него, аккуратно подъехала к обочине и остановилась.
– Едем дальше, – сказал он, но она отрицательно покачала головой.
– Ты со мной? – Клэр всё ещё громко возмущалась в его iPhone.
– Клэр, я не приеду. Баста!
Сестра выразила своё мнение парой масскультурных слов и сбросила вызов.
– Чё стоим? – спросил он у Миланы.
Она внимательно смотрела на него.
– Куда ты не приедешь?
– Мила, не твоё дело, – он попытался звучать максимально вежливо, но её глаза опасно прищурились.
– Значит так, ты садишься за руль, и мы едем на день рождения твоей бабушки, – твёрдо заявила она.
Чёртов голос Клариссы. Слышно всё, слышно всем, с ней не избежать проблем.
– Меня, конечно, дико впечатляет феминизм, но не командуй в моей машине, ясно? – он начинал раздражаться.
– Это не феминизм, you idiot, – она почему-то перешла на английский. – Это семья!
– И? Может, меня бесит моя семья?
– Ясно!
Милана кивнула и, прежде чем он успел остановить её, вышла из машины, выразительно хлопнув дверью. Он тоже вышел. Она быстро шла в непонятном направлении. Ветер эффектно играл с её длинными светлыми волосами. Макс догнал её и взял за руку. Сквозь чёрные стекла Ray-Ban не были видны её глаза, но и так было ясно, что она не расположена общаться.
– Отпусти.
– Пойдём в машину. Ты не знаешь дороги.
– А ничего страшного. Я не боюсь заблудиться, – Милана улыбалась как-то особенно ярко. – Заблудиться под Парижем, это не заблудиться по жизни.
– О чём ты?
Он ничего не понимал. Она пожала своими плечиками и снова попыталась освободиться.
– Пусти, – повторила она. – Иначе стукну.
Он рассмеялся, притянул её к себе и поцеловал. Милана быстро перестала сопротивляться и ответила на поцелуй, затем отстранилась.
– Поеду с тобой, только если мы заедем к твоей бабушке, – улыбаясь, сказала она.
Она издевается?
– Ты хоть сама знаешь, за что так воюешь?
– Знаю. У тебя есть живая бабушка. You better appreciate it5, – она больно ткнула его в грудь своим указательным пальцем и бодрым шагом направилась в сторону Bentley.
– Почему ты переходишь на английский?
Он сел за руль и с интересом посмотрел на Милану. Она поправляла волосы, глядя в зеркало заднего вида.
– Не знаю, – помедлив, сказала она. – Когда нервничаю, всегда так получается.
– А почему ты нервничаешь из-за бабушек?
Она пожала плечами и отвернулась.
– Погугли, – пробормотала она чуть слышно.
– Нет, лучше ты скажи.
Он разгонял машину, пытаясь разобраться с накатывающими волнами раздражения. Он был зол на сестру, позвонившую так не вовремя, на Милану с её принципиальной позицией. На себя тоже был зол, но не мог понять, почему.
Пару минут они молчали, тихо играл какой-то модный хит, но ритм не совпадал со скоростью его мыслей, поэтому Макс начал перелистывать треки и, не найдя нужного, выключил музыку. Милана нарушила тишину.
– Мой дедушка-олигарх, про которого ты читал в гугле, и мой брат Антоний – это моя семья, – она говорила медленно, словно пробовала каждое слово на вкус, прежде чем озвучить его. – Мы с Антонием не выносим друг друга более получаса. Дед всегда занят по работе, но I appreciate every moment we spend together6.
– А родители? – спросил он, преступая все грани такта. Может, жёстко, но она же не хочет, чтобы я гуглил. У правил есть неприятное свойство – их надо соблюдать, иначе в них просто нет смысла. Особенно те, которые устанавливаешь сам.
– Разбились, – ответила она, глядя на дорогу впереди. – И бабушка died before I was born7.
Милана говорила спокойно, но каждое её слово странно действовало ему на нервы. Не раздражало, а вызывало мало знакомое чувство вины и досады на самого себя.