– Я ее в глаза не видел, не могу сказать, хороша она или нет.

– Ну, пожрать-то нам точно дадут. Готовились же к застолью. Куда теперь столько жратвы денут? Вот нас, бродяг, и накормят, – размечталась я. – Идем с нами!

Парень попятился, отрицательно мотнул головой. Ага! Подтверждение номер два!

Мечтам о похоронах помешал дикий крик со стороны болотца:

– Спасите! Помогите! Ааааа!

И странный звук пронесся по местности, как будто надулся и лопнул огромный пузырь.

Мы с учителем, не сговариваясь, помчались к знакомым кикиморам – выяснять, не обидел ли кто милых дам. Точнее, поплелись. Попробуй-ка бежать по лесу с вязанкой на плечах!

Выскочили к болотцу и обомлели: среди зарослей рогоза развернулась целая битва, жаль, мы не успели увидеть! Зато результат впечатлял.

Охотник-осушитель был замотан собственной сетью с головы до ног. Сверток был подвешен на толстый сук и раскачивался двумя кикиморами с таким расчетом, чтобы брат баронессы то головой погружался в тину, то голыми ногами. Ботфорты и портянки уже стащила с него жадная жижа и заглотила.

Кричал точно не он. Несчастный просто не успевал откашляться между погружениями. Кикиморы хихикали и, раскачивая жертву, бормотали считалку:

– Раз-два-три-четыре-пять, милый женится опять! Кто невеста, посчитай, да и свадебку сыграй! Аль не хочешь, нехороший? Получай тогда по роже!

Шлеп. Бульк.

– Да вы же его утопите! – не выдержала я.

– А и поделом! Неча наши болота шушить, наш ижводить! – прошамкала красотка болотная.

– А где второй? – я огляделась. Мужика с амулетами нигде не было видно. И если я что-нибудь понимаю в магии, то звук, похожий на пук великана, мог издать лопнувший магический щит.

– А вона! – показала вторая кикимора.

Пришлось обойти болотце, чтобы увидеть дерево, на которое показывала нечисть, с другой стороны.

Маг, сидевший в болоте по грудь, был привязан к сухому стволу собственными амулетами, свитыми в прочный жгут. Причем, за шею. Руки, наверное, тоже были связаны, судя по покорности, с которой незадачливый охотник на беглых женихов, взирал на третью кикимору. Та полулежала на кочке в изысканной позе соблазнительницы, вылавливала пиявок и подносила к губам пленника:

– А вот смотри квакая жирненькая и квакусненькая пияквочка. Квакушай, милый, нам для тебя ничего не жалко! Мы, квакиморы болотные, славимся гостеприимностью!

– Я не голоден! – чревовещательски, стараясь не размыкать губ, мычал несчастный.

– Попробуй, хороший мой, – в унисон гнусавила четвертая нечисть, наматывая круги в жиже вокруг ствола. – А может, лягушечку? Нежненькую, молоденькую, м? Деликатес! Заодно оценишь закусочку для свадебного стола.

– Не хочу!

– А гадюку, фаршированную мухоморами? Выбирай, или женишься на одной из нас, или наши зверушки болотные тебя попробуют, раз ты их не хочешь пробовать. Пиявочки, подруженьки, фас!

Пиявка повисла на носу пленника. Маг содрогнулся, задергался всем телом.

– Помогите! Ааааа! Спасите!

О, вот этот вопль мы и слышали.

– Эй, отпустите его! – не вынесла душа некромантки.

– Ни за что! – хором ответили кикиморы и захихикали.

Но смеялись они недолго. Черная тень накрыла солнце, почти достигшее зенита, оставив только багрово-алый ореол вокруг диска, и воцарилась мгла. Зловещая, тяжелая, словно могильная плита. Даже дышать стало трудно, а сердце сжалось от странной, неземной тоски. Нечисть прислушалась, подняв головы, охнула хором:

– Кто тут?

Где-то глухо ухнул филин, как будто приветствуя нежданное наступление ночи.

– Что это? – прохрипел маг.

– Солнечное затмение, – пояснила я.

– Спасите! – прохрипел его товарищ, которого две кикиморы перестали раскачивать и дали бедняге отдышаться.