Или ей в детстве не хватало подружек.

Впрочем, красавчиком виконт уже не выглядел – с выпученными глазами, трясущимися руками с зажатой в кулаке опасно острой бритвой и свежим порезом на щеке.

Надо же, виконт так магически слаб, что брился тайком даже от слуг – задвинутую щеколду на двери и расплескавшуюся пенную воду на туалетном столике я тоже успел оценить.

– Т-ты кто? У тебя мое лицо! – в ужасе пробормотал Вилли и попятился.

– Я – твоя смерть! – не удержался я от пошлого розыгрыша и скорчил такую зверскую гримасу, что этот трус вместо того, чтобы воспользоваться бритвой как оружием, выронил ее и схватился за шнурок для вызова слуг.

Я прыгнул, сгреб его за шкирку и швырнул в закрывающийся портал вместе с оборванным шнурком.

Из портала донесся вскрик Жаннет:

– Вилли? Почему ты в таком виде?

– Бей его! – успел я услышать затухающий рев ее братьев. И ухмыльнулся.

Мне даже не надо было оставлять следящее заклинание в церквушке, чтобы знать, чем всё закончится. Изрядно побитого, перепуганного и дезориентированного виконта непременно женят на будущей матери его ребенка. И весь остров будет потешаться над его подштанниками с вышитыми розовыми сердечками.

Портал схлопнулся.

И тут же дверь спальни содрогнулась от стука, и кто-то заорал басом:

– Господин! Вы звали? Откройте, мессир!

А вот встречаться со слугами и вообще с теми, кто знал Вилли как облупленного, мне категорически нельзя!

Кроме лица, у меня еще есть, увы, тело. И пусть оно немного приспосабливается к тому образу, что хранится в памяти влюбленных женщин, но под этой материализованной иллюзией я остаюсь самим собой, то есть, сильным мускулистым мужчиной.

Да и как я объясню мою весьма поистрепавшуюся одежду? В гардеробе виконта такая вряд ли нашлась бы.

– Уже не надо! Ступай к себе! – крикнул я, подражая тонкому фальцету белобрысого аристократишки. Поднял с пола улику, по которой умелые маги могут отследить настоящего Вильяма Ганнелота, – окровавленную бритву, сунул в карман и направился к окну.

Надеюсь, тут не слишком высоко, а во дворе не слишком много народа: за окном едва наметился рассвет, хотя на острове Чеврабин в момент моего бегства уже всходило солнце.

Будь у меня хотя бы несколько лишних минут, я бы задумался: а куда это наш изнеженный аристократишка собирался в такую рань, что даже побрился и надел рубашку с кружевами? И тогда, может быть, я бы не поторопился закрыть портал, и вся история пошла бы совсем другим путем.

Но я спешил, – что поделать, в этом мире я всегда куда-нибудь и от кого-нибудь бежал! – и не придал значения какому-то там бритью. А ведь дьявол – в деталях.

Слуга, не удовлетворившись моими словами, снова прогрохотал кулаком в дверь. И я с трудом разобрал сквозь стук:

– Всё готово, ваша милость! Карету закладывают, завтрак подан, его светлость вас ждет!

А вот это плохо, – приуныл я.

Насколько я успел разобраться в иерархии аборигенов этого мира, виконт оказался сыном графа, и его папаша уже проснулся. А значит, и все слуги уже на ногах, в доме и во дворе полно глаз и ушей. Через окно, похоже, не сбежать.

Я огляделся, заметил еще несколько деталей: синий с золотом костюм, разложенный на постели, и ботинки с пряжками и каблуками перед кроватью. Отсутствовала только сорочка. На резном туалетном столике, приличествовавшем более дамскому будуару, стояла шкатулка с откинутой крышкой, а из нее золотой струйкой стекала цепь с орденской подвеской. Рядом лежали перстни и булавка для галстука.

Так наряжаются обычно на бал. Но какой может быть бал в такую рань? Куда Вилли с папашей собрались?