Дома, едва он переступил через порог, мать ехидно спросила его из-за перегородки в спальную комнату:

– Ну, чего выходил-то, француз?

– Ничего, – буркнул вполголоса Андрей и прошел в переднюю, нагибаясь под низким косяком. А мать из-за перегородки спокойно продолжила:

– Не пускают тебя, дурака, во Францию-то? Вот и правильно! Нечего тебе там делать! Ишь, заговорил чего-то не по-нашему «эпс – пепс». Начитался небось дурнины разной – вот в башке-то и засвербило. Во Францию он, видите ли, собрался, министр какой. А крыша над чуланами течет. Заборы падают… Чем деньги-то на поездки транжирить, лучше бы рубероиду купил, али шиферу, да уделал крышу-то… И мухи вон кусаются. Другой бы был хороший сын, давно бы уже мухобойку сделал из резины, и перебил бы всех мух, если дихлофосить не хочешь… От дихлофосу, видите ли, у него удушье. Интеллигент какой!

– Мама! – не выдержал Андрей.

– Чего?

– Перестаньте, мама, а то задавлюсь, честное слово.

– Честное слово еще говорит, балбес! Эх ты! Да чем по району-то шастать без цели – женись лучше. Женишься – вот и некогда будет дурнину-то молоть. Детки будут молочко пить, поросяток прикупите ещё парочку. Осенью зарежете их, мясо продадите на базаре – вот тебе и деньги. А то ходишь, как понява… От безделья это у тебя, от безделья, ясное дело! Умные-то люди, вон, дома строят, машины покупают. А ты безграничный какой-то у меня, и урезонить тебя некому. Свободы много вашему брату дали – вот вы и беситесь…

– Эх, мама!

Мать села на табурет и замолчала.

– Уж как вы-то, мама, свою жизнь прожили, я так жить не буду.

– Да куды ты денешься? – уверенно проговорила мать.

– Не буду и все, – упрямо заверил сын.

– Ну женись тогда, а то я скоро не смогу одна по дому управляться.

Важный шаг

– Женюсь, – сказал Андрей матери, когда она в очередной раз завела речь о близкой старости, которая к ней подбирается. Скоро она ничего не сможет делать по дому, а заменить ее некому. Вот была бы у них молодушка – тогда другое дело. Только сын у нее непутевый. Рохля сын – не может ничего.

– Мама! – попытался остановить ее Андрей.

– Что, мама?

– Перестаньте, пожалуйста… Я сказал, что женюсь.

– Да скорей бы уж, – со вздохом произнесла мать и посмотрела на сына по-новому, с лукавинкой во взоре. – Неужели нашел кого? Даже не верится.

– Нашел, – похвалился Андрей смущенно.

– Кого?

– Мне новая повариха в школьной столовой глазки строит. Вчера на обеде вместо одной котлеты на второе положила две… И так – она женщина приличная. Полновата, правда, немного, но это ничего… Зато глаза большие.

– Ну? – снова произнесла мать.

– Что, ну?

– Ты с ней уже поговорил? – переспросила мать.

– Нет еще, но ведь дураку понятно… Чего бы она стала на меня так поглядывать ни с того ни с сего… Две котлеты положила…

– Вот дурак! А я ведь подумала было…

– Что? – переспросил сын.

– Ну, что вы уже сговорились. Что у вас все, как у людей.

– Да вот пойду в следующий раз на смену и поговорю. У меня не заржавеет. Она мне по две котлеты…

– Да уж. Знаю я тебя. Поговоришь ты. Не рыба, ни мясо…

– Мама!

– Что мама?

– Опять вы начинаете выводить меня из себя, – грубо высказал свое возмущение сын. – Говорю же, что познакомлюсь и узнаю все о ней. Чего тебе еще?

– Скорей бы уж, – со вздохом произнесла мать.

– Мама!

– Что?

– Не торопите меня. Я же сказал, по две котлеты дает, смотрит с интересом. Чего еще?

На этот раз Андрей почему-то был уверен, будто все, что он говорит матери – это правда. Как-то само собой получилось. И повариха из школьной столовой не выходила у него из головы. Он еще не знал, как ее зовут, откуда она к ним в село приехала, но почему-то был уверен, что она не такая как все. Что в столовой она работает временно, потому что не нашла пока что место бухгалтера или учителя. Не определилась с постоянным местом жительства. И вообще, возможно, жила она где-нибудь за границей, что отец у нее был немец или француз, а мать русская. Во время перестройки мать этой поварихи (бывало ведь такое) встретила в Москве какого-нибудь инженера из Лондона и полюбила его. Они поженились и уехали жить в Манчестер или Париж… Ну может, конечно, не в сам Париж, а куда-нибудь в пригород Сен Дени. Осели там, но вскоре мать у нее заболела от тоски по родине и умерла. А как в чужой стране жить без матери? Одной. Вот Луиза и приехала обратно к себе на родину… Эта версия судьбы для новой поварихи показалась Андрею наиболее приемлемой, наиболее правдоподобной. Вот завтра он придет к ней в столовую и этак между делом скажет что-нибудь по-французски. «Эпс пепс». И если она ему по-французски же ответит – значит он прав. Только для этого ему на всякий случай надо выучить какую-нибудь незамысловатую фразу – простенькое приветствие на французском, или на английском, потому что все французы английский язык тоже хорошо знают.