– Самой страшной была победа, – отвечал Элий. – Та, одержанная мной ради Марции.

Четыре года назад она явилась к нему в дом. Красивая женщина в палле из сверкающего шелка. Ожерелье из крупных изумрудов охватывало ее полную шею. Палла не могла скрыть округлость ее живота. Марция была на седьмом месяце беременности. Едва заметный кивок головы, и точеная рука, унизанная браслетами, кладет на стол завернутую в бумагу пачку денег.

– Мой муж честолюбив, а я – безмерно честолюбива, – она говорила тоном Юлии Кумской в «Медее». Ее голос был так же красив, как голос знаменитой актрисы. Да нет! В тысячу раз красивее! – Мой ребенок должен быть одарен от рождения талантом скульптора, талантом в сто раз превышающим гений Лисиппа.

– В сто раз талантливее Лисиппа? Нелегкое задание! – засмеялся Элий. – Одно такое желание стоит сотни всех остальных…

– Торгуешься? Ну, если ты не уверен в себе, я куплю все клейма твоего поединка. Чтобы прочие желания не затмевали моей просьбы. Ты будешь драться только за меня.

Ему никогда не доводилось исполнять подобное, но для этой женщины он был готов на что угодно. Она ждала ребенка от другого мужчины, а он испытывал неодолимое желание повалить ее на кровать и предаться с ней Венериным утехам. Но вместо этого он любезно улыбался и говорил какие-то пустяки. Он знал, что она просит невозможного, а боги не поощряют дерзких. Но он хотел сделать для нее нечто такое, что уравнивает людей с богами. И он сделал. Элий выиграл поединок. Богам ничего не оставалось, как исполнить обещанное. Однако людям не всегда удается перехитрить богов. Через два месяца Марция родила урода с огромной головой, вмещающей два мозга, с выпученными рыбьими глазами и рассеченной волчьей пастью небом. Он умер в час своего рождения, не сделав ни единого вздоха. Несомненно, он обладал талантом, превосходящим Лисиппа, но никому не суждено было плоды этого дара узреть. Уже много позже Элий узнал, что подобные желания надо задумывать и исполнять не до рождения ребенка, а до его зачатия. Марция взяла клеймо тайком от мужа, и потому не решилась прибегнуть к услугам «формулировщиков». Роковое решение. Она просила удивительный талант для своего ребенка, а надо было требовать славу – младенец остался бы жить. Агент Элия догадывался о поджидающей Марцию ловушке, но промолчал – слишком велик был гонорар, обещанный женой банкира Пизона.

Однажды душным летним вечером Марция вновь появилась в доме Элия. На ней был длинный черный гиматий [63] до земли, а лицо раскрашено, как у дорогой девки Субуры. Ни слова не говоря, она отстранила Элия и вошла. Черный гиматий упал на пол. Под ним ничего не было, если не считать ожерелья из крупных изумрудов и золотых браслетов на запястьях. Ее тело хранило следы недавних родов – вдоль живота к холму Венеры тянулась темная полоска, а соскам еще не вернулся их нежно-розовый цвет, хотя груди женщины, перебинтованные после ненужных родов, так и не наполнились молоком. Но все равно она была желанней самой дорогой красотки Субуры.

– Ты ждал меня, Элий, и я пришла. – Ее ярко накрашенные губы растянулись в улыбке. В этой улыбке было все: и дерзость, и похоть, и плохо скрываемая боль. За эту улыбку Элий был готов умереть. – Неведомая сила влекла меня сюда. Почему? Неужели ты выклянчил у богов мою любовь?

– Я никогда не завоевывал благосклонность женщины таким образом.

– Ах, да, я забыла, что ты честен, благородный Элий. Говорят, ты даже не берешь десять процентов комиссионных, если проигрываешь. Но когда ты выигрываешь, проигрывает твой противник. Этот факт не конфузит твою благородную душу?