– Так что за Гюнтер? – продолжил прерванный разговор Богород.

– Извозчик. Нанял меня.

– И всё?

– И всё, – соврал Эртур.

Старик в рясе пространно размахивал руками перед вечерней паствой. Группа зевак собралась поодаль, жадно внемля речам старика. Кроме того, даже местная стража безразлично проходила мимо, а иные и вовсе останавливались, чтобы вполуха послушать, о чём говаривал старик. Путники приблизились, чтобы также поучаствовать в местном представлении.

Глашатай в рясе порывистыми жестами будто бы пронзал на расстоянии висящих бедолаг указующим перстом.

– …не до́лжно впредь разбрасываться людьми! – кричал он, в то время как один его глаз презабавно дёргался. – Ибо же нагрянет из преисподней тлетворный Рок, всеобъемлющий да никого не щадящий. В пору же нам, людям, сплотиться во имя детей наших, во имя земли, по которой мы ступаем, во имя света.

Шум, исходящий от зевак, в целом, имел относительно положительный тон, кто-то даже одобрительно махал кулаком вслед говорящему. Некоторые же не без улыбки отстранённо наблюдали за происходящим.

– Скверна сия уже ниспадала на род наш! – оживлённо продолжал глашатай. – И видели наши предки то, как пагубны могут быть распри малые в тени приближающегося Рока! Лорды и вельможи врут нам! В закромах, в тайных библиотеках хранят они доказательства былых увечий! Но укрывают, дабы народ держать в неведении!

После заключающих слов толпа стала чуть шумней, однако местным блюстителям порядка мещанская разнузданность в это время суток не пришлась по нраву. Околачивающиеся поблизости стражники принялись разгонять собравшихся, а человек в рясе всё продолжал кричать что-то вслед, но затем и его сняли с помоста, отправив восвояси. Он медленно удалялся, понуро накинув капюшон на голову, словно ребёнок, которого поругали за шалость.

Ближайшие горожане с неохотой подсказали местонахождение Ведьминого Котла, путники двинулись в нужном направлении. Идти пришлось недолго, характерная деревянная вывеска находилась под фонарём, она словно сияла, притягивая пьянчуг со всего города.

– Благое место, – сказал Богород, когда они перешагнули порог. – Эртур, ты не серчай, а я устал с дороги, даже не голоден, мне бы прилечь, понимаешь ли. Возраст…

– Понимаю.

– Найдёмся! – сказал псарь, подходя к трактирщику в белой рубахе и жилете из войлока. Дива осталась на улице.

Эртур для начала предпочёл оглядеться – заведение было как срисовано с картины: дюжие бочонки стояли по всей площади зала, на каждой резной скамье можно было видеть шкурку, где кабана, где волчью; кованая чёрная люстра была истыкана желтеющими восковыми свечами, словно дикобраз; на дощатом полу сложно было углядеть даже намёк на вековое пятно, обычно украшающее любой кабак или шинок; на столбах у стойки висели плетёные корзины, наполненные всяческими травами; всевозможные пряности висели рядом, чесночные и перечные связки, сушёная рыба. А слегка тусклый свет придавал этому месту почти осязаемый уют. Словом, один взгляд на интерьер трактира заставлял желудок управлять руками, которые сами по себе тянулись к кошелю. Так Эртур и поступил.

– Что? – сказал он сам себе, после чертыхнувшись на смеси древнего языка и всеобщего.

Эртур стал вертеться на месте, как волчок, всё ещё стоя на пороге, затем выбежал на улицу и припал к земле, судорожно рыская в потёмках – ничего. Кошеля блондинчика нигде не было. Он достал из-за пояса свой – истёртый, весь в заплатках, кое-где напрашивалась новая дыра, кошель выглядел так, будто сидел на диете. Эртур умылся воздухом, поглядел в ночное небо – Синай, Мо’лен, Око, все созвездия были как на ладони, но в его глазах они собирались в шею карманника, которую так яро хотелось сдавить обеими руками, пока её обладатель не посинеет.