– А раньше ты с другой охраной путешествовал? – перебил Эртур.

– Ты слушай, слушай! Сеньор этот умер давеча от лихорадки, да встретится он со своими предками, – машинально договорил Гюнтер, снимая ушанку. – А я вроде как остался. Его сын теперь там всем заправляет, но ох не нравится мне он. Лордёныш этот и дал мне сие письмо, очень подозрителен был, угрожающе подозрителен, я бы сказал. Тут я и струхнул, а ты как раз рядом оказался, тогда у меня идея позвать тебя в голове и родилась. – Он закусил губу, виновато глядя на Эртура.

– Так вот откуда у тебя деньги…

– Откуда же ещё! – извозчик всплеснул руками. – Только если б я тебе сразу всё как на духу выдал – ты бы и не согласился.

– Естественно я бы не согласился, – подтвердил Эртур после небольшой паузы. Мне во время службы всех этих вельмож хватило.

– Так ты не сердишься? В корчме меня не покинешь?

– Плату удвоишь, – сказал Эртур, впиваясь в Гюнтера холодным взглядом голубых глаз.

Извозчик задумчиво причмокивал трубкой какое-то время, после чего молча пожал руку своему охраннику.

Вечерело. Ансамбль плохой погоды изобразил финальный трюк – сумеречный туман. Главным атрибутом этих декораций были пустоши войны – одинокие халупы, от которых остались лишь остовы, заброшенные хозяйства, пожухлые сады. Они были в нескольких верстах от таверны, что вызывало улыбку, но будоражило желудок.

– Злые языки, Бездна их поглоти, – развеял тишину Эртур. – Никогда бы не подумал, что буду помогать с какими-то заговорами и дворцовыми интригами, хоть и косвенно, и вообще… – Он осёкся на полуслове. – Гюнтер! Вели коням остановиться.

Возница повиновался. Он приподнялся, держась за вожжи, чтобы лучше разглядеть дорогу. Кони суетливо зафыркали, принялись бить копытами. Эртур спрыгнул, подняв облачка пыли. Мигом снял факел с воза, начав высекать искру кремнем.

– Давай же… Onte rivo pъero, onte vэvi faii.

Пламя занялось – тьма слегка рассеялась. Кони нервно топали, пока путники в свете факела вглядывались в подозрительное пятно на дороге.

– Тишина, – полушёпотом произнёс Эртур. – Даже ворон не слышно.

– Так вот же они. – Гюнтер указал почерневшим от грязи пальцем. Впереди лежало несколько птичьих тушек, не всегда целых.

Они приблизились к пятну. Помимо пернатых, растерзанным лежал бродячий пёс. Однако не это привлекло их взор – землю устлала запёкшаяся кровь, обильное количество которой составляло некоторый узор. В центре находился круг, а на каждую воронью тушку приходился странный рунический знак, язык которых узнать не представлялось возможным.

От внимательного изучения Эртура отвлекла рука, упавшая на плечо, он медленно повернул голову.

– Скверное это место, Эртур, давай лучше на повозку, – с опаской сказал Гюнтер, стоявший позади.

– Погоди.

В нескольких саженях от дороги стояли остатки избы. В грязи отчётливо были видны углубления, ведущие к ней.

– Следы… копытца что ли? – заметил Эртур, указывая факелом.

Гюнтер кивнул. Они медленно двинулись к избе, Эртур держал факел на почтенном расстоянии от себя. Темнота словно ждала этого момента, потому как от вечернего полумрака не осталось и намёка. Огонь тщетно пытался осветить округу, и к обломкам халупы они подошли практически вслепую.

Две пары сапог старались бесшумно ступать по влажной грязи, смешанной с золой. Наконец Эртур заглянул за угол – глаза успели выхватить низенький силуэт в пепельно-сером рванье – однако он не успел не поверить своему взору, силуэт шустро исчез внутри обломков.

Перед ними лежали человеческие кости и обрывки одежды. К удивлению путников, они услышали пение. Тоненькое сопрано тихо звучало, периодически сменяясь на утробный рык, который вновь становился прежним. Медленно тянулись слова, которые заставляли мурашки то и дело сновать вдоль спины: