Не-ет, умный был парнишка – Клашка-какашка!

А вот сейчас он сделал явную глупость. Потому что с разгону залетел в дверь своей квартиры, даже не успев удивиться, что дверь ее, обитая черным дерматином, была распахнута. Дед остановился в прихожей.

Квартира сначала оглушила его нехорошей тишиной.

– А-а… – проблеял дед Клава.

И она взорвалась! Огромный, выше его, клубок извивающихся змей с черными, масляно блестящими телами выкатился на деда Клаву. Из середины клубка на него смотрел ужасный глаз размером в человеческий рост, немигающий и желтоватый, а по краям ощерились клыки. Глаз приблизился к нему, дохнул чем-то смрадным, жженой серой и копотью, и уши деду раздробил замогильный хохот.

Сознание лопнуло, как пузырь.

– Аааааааааааааа!!! – с этим криком дед Клава понесся, размахивая лопаткой, вниз по лестнице – прочь.

В это время на крыше Алексей, удерживая на руках задыхавшуюся, посиневшую девочку, названивал в «Скорую». Ему повезло: диспетчер ответила сразу.

Через минуту реанимобиль «Скорой», следовавший по Октябрьскому мосту и как раз приближавшийся к улице Лескова, получил сообщение диспетчера. Водитель, молодой большеносый парень, врубил сирену с маячками, и желтенький «уазик», сверкая, понесся прямо по разделительной полосе. На переднем сиденье усталая сорокалетняя женщина-врач зевнула и профессионально спокойно отреагировала на вызов:

– Судороги, задыхается… тепловой удар, наверно. Жара такая, понятно.

Потом посмотрела на адрес:

– Лескова, сорок четыре? Это же Ольгин дом, она там квартиру с кем-то снимает… Слушай, а чего она сегодня подменилась?

– На отдыхаловку поехала, – сообщил водитель. – С парнями.

– Везет же некоторым, – завистливо пробормотала врач. – А тут пашешь, как лошадь, и все равно денег нету… Вон, первый поворот, направо.

…Агния Андреевна уже поняла, что вляпалась, причем конкретно. Последний раз так было, когда на барахолке она обсчитала пузатого мужика в гражданском, а тот возьми да окажись майором ОБЭПа. Девушка, которую поднимали, голосила; орали дети да и из подъезда донесся какой-то жуткий, леденящий душу вопль. Женщина, пошатываясь, стала отступать в кусты.

В этот момент во двор, взревывая, влетела «Скорая».

– Точно ее дом! – проговорила врач, выходя. – Че, не к ней ли, а?

Внезапно дверь подъезда отлетела на петлях. Что-то невообразимое вырвалось оттуда: орущее, разлохмаченное остатками волос, разодранное чуть ли не по диагонали.

Это был дед Клава. Невероятно жуткая картина все еще стояла у него перед глазами, и, когда он увидел перед собой двух Серых, с непонятными масками на лицах, он понял: это за ним.

– Уаоооо-ааа!

Хрясь! И один Серый с воплем схватился за нос: детская лопаточка в руках старика обрубила его крохотный кончик, кровь фонтаном брызнула на серые комбинезоны нового образца.

Хрясь!!! Лопатка страшным ударом врубилась в боковое стекло, отчего сидящий внутри другой Серый с криком забился в глубь салона. Но тут уже силы были неравны, да лопатка застряла в стекле. Дед Клава головой боднул третьего Серого в живот, свалив того на асфальт, и побежал дальше, вопя нечеловеческим голосом.

– Психбригаду вызывайте! Срочно! На Лескова! Нападение! – орал в машине в рацию обезумевший фельдшер. Ему повезло, в то время как водитель сидел у колеса, безуспешно зажимая окровавленный нос.

Всего этого Алексей не слышал, и был он уже не на крыше. Как только послышался звук сирены, Виталик позеленел от злости.

– Ну, черт… сейчас начнется!

– Виталь, ты уходи, – жалко попросил Алексей. – Я сам ее… стащу.

Виталий не стал себя уговаривать. Бросил напарнику: