– Возможно, – с сомнением отозвался трибун.

Время тянулось медленно. Марк поглядывал то на пирс, то на палубу, пытаясь понять, скоро ли закончится погрузка.

Двое матросов уронили на палубу кувшин с вином. Липкую лужицу они затерли шваброй, а осколки кувшина выбросили за борт. Зота выругался. В довершение беспорядка один из них порезал босую ступню об острый осколок и ушел, прихрамывая, перевязать рану.

– Лучше бы тебе ходить за плугом, Алор, – бросил ему капитан.

Товарищи незадачливого матроса тут же окрестили его «Алор – пахарь».

Наблюдая за этим происшествием, Марк отвлекся от пирса и подскочил от неожиданности, когда со сходней донесся громкий голос:

– Эй там! На борту! Ахой! Или как у вас принято орать, вы, ублюдки? Можно мне залезть в вашу чертову лоханку?

Трибун резко повернулся:

– Гай! А ты что здесь делаешь?

– Ты что, знаешь этого увальня? – осведомился Зота, красный от гнева. Капитану вовсе не понравилось, что его любимого «Пенителя» обозвали «чертовой лоханкой».

Марк объяснил капитану, кто такой Гай Филипп. Зота нехотя сказал тому:

– Если хочешь – поднимайся.

Старший центурион, крякнув, приземлился на палубу и покачнулся, что неудивительно – Гай Филипп явился в полном боевом облачении; в шлеме с высоким поперечным гребнем, кольчуге, кожаном поясе с металлическими бляшками, в медных поножах, с тяжелым мешком за плечами. Все это снаряжение, начищенное до блеска, ослепительно сверкало.

Марк поддержал Гая Филиппа за плечо и с любопытством уставился на своего старшего офицера:

– Никак ты пришел проводить меня? Мне кажется, для этого ты слишком принарядился.

– Иди ты в задницу с этими проводами. – Гай Филипп хотел презрительно харкнуть, но под суровым, предупреждающим взглядом капитана сплюнул за борт, а не на палубу. – Я еду с тобой.

– Что? – Скавр схватился за рукоять меча. Неужели Туризин решил отдать легион кому-то из своих офицеров? – Гавр обещал, что передаст тебе мою должность и мое звание, как только я окажусь за пределами столицы.

– Вот именно! Он мне это и предложил. Что было, то было. Я посоветовал Гавру засунуть эту должность себе в задницу.

У Зота отвисла челюсть. Никто еще не разговаривал с Автократором Видессиан подобным образом.

Гай Филипп бросил взгляд на видессианского капитана и предусмотрительно перешел на латынь.

– Ну, можешь меня распять! – сказал он трибуну. – Я не приму легион из рук человека, который лишил тебя звания.

– У него были на то причины, – ответил Скавр и торопливо, путаясь в словах, поведал старшему центуриону, в чем эти причины заключались. – Так что, если ты захочешь изменить свое решение, Гавр, скорее всего, отдаст тебе легион. Он очень хорошего мнения о тебе. Я не раз слышал об этом от него самого.

Узнав о любви между трибуном и Алипией, Гай Филипп воскликнул:

– Ты, должно быть, рехнулся! Так играть с огнем!.. – И старший центурион вынес приговор вполне в его духе: – Нет, женщины приносят куда больше неприятностей, чем радости. Я тебе и раньше об этом говорил.

Марк промолчал.

– Но почему он заподозрил тебя в измене? Вот что удивительно, -продолжал Гай Филипп. – Что дало бы тебе низвержение Гавра? Кто бы ни пришел ему на смену, он будет хуже.

– Именно так я и считаю.

– Разумеется. Ведь ты не полный дурак. И я назад не вернусь. Лучше мне бедствовать под твоей командой, чем процветать под началом Его Подозрительного Величества. – Гай Филипп усмехнулся: – Ну вот я и стал настоящим наемником! Для меня мой командир важнее целого государства.

– Я этому рад, – просто сказал Марк. И добавил: – Но имей в виду: веселого нас ждет мало.