Остановившись перед дверью, он поправил растрепавшуюся от беготни шевелюру древесных волос и вступил в зал, твердо глядя перед собой серыми, почти белыми глазами. Минотавры почтительно встали, встречая его, люди нехотя повторили этот жест вежливости.

– эФ та жое, золтаеэ9, – развел руки, словно перед объятиями, Джерама. – Керат агха хое шетл те. Зэе мвао10.

– Мвимви11, – поблагодарил Конрад одним из немногих выученных слов. То, что сказал ему император Мапоя, он итак понял. Из жестов.

– Они готовы подписать с нами союз, – раздался восторженный шепот одного из толмачей, как их звали в простонародье. – Осталась буквально пара формальностей.

– Я весь внимание, – бросил Конрад в середину стола, обращаясь ни к кому конкретному и ко всем одновременно.

Это оказалось, и правда, самым простым, что было за все это время. Пара подписей, императорская печать и взаимные клятвы в уважении и почитании народов друг друга. Это все, чего требовала союзная грамота, выполненная по старому, на пергаментном свитке. Хотя в Мапое уже вовсю писали перьями на бумаге.

Клятвы и те были заготовлены заранее. И были они на мапойском языке. Читать на нем было, конечно, невыносимо, но Конрад, как лицо, говорящее от имени Хотии, справился с этим на ура. Скорее бы доставить эту грамоту Барлину. Вот тот обрадуется новой силе.

Тем более, что союз был заключен именно с ним, если смотреть с дипломатической точки зрения. Именно его имя значилось в графе правителя. Теперь-то Хотия будет объединена в могущественное государство, с единым правителем и законами. Закончатся постоянные распри и бойни за клочок земли. Закончатся грабежи и набеги на соседей в поисках легкой наживы и чужой жены для поругания.

Едва выйдя из зала, Конрад подал прошение о варгах, на которых можно будет уехать. И отдал своим людям приказ собирать вещи. В Мапое, конечно, до безумия здорово, но пора и дома объявиться. Там жены, дети. Подумать только, полгода на чужбине. Но хоть не зря. Союз, высшее достижение, какого только можно было ожидать от этой экспедиции. И у них получилось.

Кто бы мог подумать, но альки и впрямь умели создавать небольшие дыры сквозь миры. Пронт лично видел, как те варили какое-то непонятное зелье, что напоминало дробленый мох по консистенции и цвету. Затем мазали этой гадостью какой-то инструмент, напоминавший «вороний клюв», только острие было длиннее. Затем старший маг просто взмахивали им в воздухе.

Орудие рвало воздух, словно старую льняную ткань, и в разрыве виднелось небо. Казалось бы, что оно такое же, как на Альконаре, но оно отличалось. Трудно сказать, чем. Может, там просто было темно из-за другого времени суток. Может, что-то еще. Но Пронт отчетливо понял, что это не просто какое-то зеркало. Это разрыв в пространстве. Оттуда на них и в самом деле смотрел другой мир.

– Сколько миров вы уже изучили? – с трепетом и глубочайшим уважением к этой науке поинтересовался Пронт.

– Множество, мой друг, – с улыбкой ответил Стеорд. Старейшина альков гордился впечатлением, которое их наука произвела на Пронта. – Скорее всего, все ближайшие. Мы научились управлять тем, где откроется червоточина. Неточно, но в звездные скопления попадаем. И мы не можем зайти далеко от дома. А новых миров становится мало, и мы все чаще видим одно и то же. Это трудно обличить, когда смотришь просто на чужое небо или чужие леса. Но это так. Иногда мы попадаем на ночное небо. И звезды стоят там в знакомом нам порядке. Видишь вон тех послушников?

– Которые с дощечками и цветными угольками? – Пронт скосил взгляд на стайку молодых альков, Совсем молодых. Они едва вышли из возраста детей.