Меня это заинтриговало.

– На какое расстояние он может бить, не теряя точности?

– Умелый лучник должен с семидесяти шагов поражать цель диаметром в три пяди, – он намеренно сделал паузу, – на полном скаку.

Я подумал, что ослышался. По словам Хроудланда, луком пользовались только пешие.

– Хочешь сказать, скача верхом?

Озрик заметил недоверие.

– Я научу тебя стрельбе. Или пешим, или верхом.

Я моментально понял свои перспективы. Это был шанс превзойти паладинов в военных играх. Удивить и потрясти моих товарищей.

– А против противника в доспехе? – спросил я.

– С правильным наконечником дальность поражения тоже семьдесят шагов.

Это решало проблему. Брошенный дротик может поразить противника с двадцати шагов, а я продемонстрирую, как мои стрелы могут сбить всадника с троекратного расстояния.

– Тогда научи меня, – сказал я невольнику.

– Придется набраться терпения. – Он грустно улыбнулся. – И наглазник тебе поможет. Целятся только правым глазом.

Так я пошел к Озрику в ученики. Пока мои более энергичные товарищи боролись, поднимали тяжести, соревновались в беге в полном вооружении или в плавании, я тайком тренировался в стрельбе из лука. Раб показал правильное положение тела во время натягивания лука, научил, как управлять дыханием, как учитывать ветер, когда отпускать тетиву. Показал упражнения для укрепления мышц спины и рук и настаивал на том, что нужно много часов тренироваться в стрельбе в цель. Мне нравилось все это, и он совсем не лгал, когда говорил, что я прирожденный лучник. К тому времени, когда стала опадать листва, я уже был близок к ожидаемому уровню – с семидесяти шагов посылал стрелу за стрелой в цель шириной с человеческий торс. Но по-прежнему стрелял пешим. Невольник сказал, что стрельбой из седла мы займемся позже.

Король Карл потребовал, чтобы раз в неделю все паладины получали официальный урок по выбранной теме. Как нерадивые школьники, мы собирались у входа в портик перед королевской канцелярией. Она временно расположилась в пристройке к недостроенной церкви, и через открытую дверь мы могли видеть серьезных монахов и писцов. Некоторые сидели за письменными столами, склонив голову над документами, другие стояли небольшими группками, совещаясь, а секретарь стилусом что-то записывал на восковой табличке. Мимо проталкивались носильщики и посыльные, всем видом давая понять, что мы мешаем крайне важной для королевства работе.

Однажды к нам вышел сам Алкуин и сказал, что сегодняшним предметом будет география.

Беренгер рядом со мной пробормотал:

– Слава богу! А я испугался, что теология.

Священник сделал вид, что не слышал.

– Я задержу вас всего на несколько минут, но этого будет достаточно для демонстрации того, что география используется как на войне, так и в мирное время, – холодно проговорил он.

Ничем не выдав, что уже знает меня, он провел нас в канцелярию и подвел прямо к установленному на козлах широкому столу, покрытому светло-коричневыми плитками из обожженной глины, выложенными, как квадратики на игровой доске.

На них были нацарапаны названия городов, рек, провинций. Я смотрел на огромную карту королевства франков и прилегающих земель, и это была переносная карта, которую можно разбирать и собирать заново на новом месте.

– Мы пользуемся ею для планирования как в военных, так и мирных целях, – говорил Алкуин. Он обошел стол и встал на дальней стороне. – Вот, например, Константинополь, столица восточного императора. А здесь, – он махнул рукой, – северное море.

Я вспомнил, что видел макет дворца в королевских покоях. Там не было никаких документов или письменных принадлежностей, и до меня дошло, что Карл не умеет читать и писать и что эта карта на плитках служит как ему, так и служащим канцелярии.