И понимал Государь, что юности противостоять трудно… весь он в делах и заботах, постоянно в разъездах, к тому же стал часто и тяжело болеть. Ему, Петру, 54 года, а Монсу нет еще и тридцати. Да и Катенька только на четыре года старше Виллима. Очень красив Монс, воспитан, умеет развлечь скучающую государыню. Умом все понимал Петр, а вот сердце разрывалось от обиды. Но сдерживал себя. Закончив разборку «документов», царь решил, что наступила пора и с Монсом поговорить. 8 ноября 1724 года Пётр ужинал у Екатерины. Монс в тот день был в ударе и, по словам саксонского посла Лефорта, «долго имел честь разговаривать с императором, не подозревая и тени какой-нибудь немилости». Не заметила ничего неприятного и Матрена Балк, сестра Монса, писавшая от имени императрицы любовные послания Виллиму, поскольку императрица писать сама не умела, а только диктовала. Царь шутил, позволяя шуту Балакиреву, замешанному в деле Монса, шутки отпускать, как это он всегда делал преуморительно. Шуты дураками не бывают, а Балакирев давно в сане придворного шута находится и знал хорошо, что ему дозволено, а чего – нет!

Вечер прошел превосходно. Государь со всеми приветливо прощался. Монс возвращался к себе весьма довольный проведенным вечером.

Вернувшись домой после застолья у её величества, Монс уже готовился ко сну, когда к нему без стука вошёл начальник Тайной канцелярии Андрей Ушаков и предъявил ордер на арест. У Монса отобрали шпагу, опечатали все бумаги и отвезли в дом Ушакова, которого даже в официальных бумагах именовали «инквизитором».

На следующий день, в понедельник, 9 ноября, в кабинете императора уже лежали бумаги Монса, а потом привели и его самого к следователю. Монс увидев следователя, обомлел… Им был сам Петр. Несчастный любовник не выдержал ужасного, полного жажды мести и, вместе с тем, презрительного взгляда царя и упал в обморок.

А ведь статный красавец, участник Полтавского сражения, генерал-адъютант царя, не был человеком робкого десятка. Вероятно, он прочел в глазах Петра свой смертный приговор.

Весть об аресте бывшего фаворита мгновенно разнеслась по Петербургу, но говорили об этом только шёпотом. Денщики и фрейлины – и те были перепуганы. Царица заперлась во внутренних покоях дворца. Царь продолжал разбирать бумаги Монса. Вероятно, в тот день он и уничтожил своё завещание о передаче престола в случае своей смерти Екатерине. Потом подумал, что его дочери до сих пор не пристроены. Тут же последовал приказ Андрею Остерману ехать к герцогу Голштинскому и сообщить ему, что царь согласен выдать за него свою дочь и даже назначил день обручения. Правда, которая из дочерей предназначалась герцогу, он тогда не уточнил…

А что же с Государыней?..

Екатерине и на этот раз удалось обуздать бешеный нрав мужа. Но, конечно же, в их отношениях появилась глубокая трещина. Пётр даже собирался судить жену за супружескую измену, однако князь А. И. Репнин и некоторые другие вельможи уговорили его этого не делать. Судьба царской династии в этом случае могла оказаться под угрозой…

Суд, как и ожидалось, обвинил Монса только во взяточничестве и, следуя царской воле, приговорил к смертной казни. Матрёну Балк велено было бить кнутом и сослать в Тобольск. Столетова, верного слугу Монса – также бить кнутом и отправить на каторгу на десять лет. Балакирева – бить батогами; каторги ему определили три года.

Жестким наказаниям подверглись лишь ближайшие сподвижники измены жены – те, кто носил записочки, охранял покой любовников.