Все и так видели отороченные мехом высокие шапки, остроконечные шлемы с развевающимися хвостами, слышали боевые вопли степняков и понимали, что если варяг от них и ускользнет – он был уже у самых деревьев – то оставшимся в чистом поле боя не миновать.

Златомир снова поднял лук и повел им в сторону, ловя новую цель.

Когда навстречу Асгриму из-за пригорка выметнулись пронзительно завывающие всадники, он от неожиданности придержал жеребца. Мирная с виду зеленая земля Гардарики то и дело одаривала его сюрпризами: из рощ вылетали дикие быки, из-за холмов – дикие всадники… Асгрим колебался всего пару мгновений. Было ясно, что в лесу у него больше шансов уйти от смерти, и он снова ударил пятками жеребца, но сквозь вопли приближающихся верховых уже зазвучал посвист стрел.

Одна стрела царапнула висок Асгрима, окатив щеку теплой кровью, вторая воткнулась в седло у бедра, третья обожгла шею. И тогда с ним случилось то, что уже случалось прежде, в битве при Фалерно и раньше: боль и запах собственной крови швырнули его в боевую ярость. Вопли атакующих, призванные напугать и ошарашить противника, наоборот, распалили в Асгриме жгучую ненависть и жажду убивать. От него ускользнул Лейв, он не смог прикончить гарда, сделавшего его «медведем на цепи», и вся распиравшая его нерастраченая злоба обратилась на всадников, которые пытались его пристрелить. Может, он и успел бы скрыться в лесу, но уж лучше пасть в битве, чем бесславно подохнуть во время бегства от стрелы в спину!

– Тор!!! – заорал Асгрим, заставив игреневого жеребца птицей распластаться над травой.

С каждым стуком конских копыт, с каждым криком приближающегося врага в сыне Рагнара росло желание убивать. Асгрим даже не думал о том, что раньше ни разу не сражался верхом, что всадники вооружены не только луками, но и мечами, что их восемь против него одного. Он просто хотел как можно скорее оказаться среди врагов и почуять запах не только своей, но и чужой крови.

Златомир затаил дыхание, увидев, как варяг влетел в гущу степняков. На мгновение свей пропал среди них, затерялся среди мечущихся хвостов и лент на верхушках высоких шапок, среди взблесков изогнутых мечей. Злат не сомневался, что спустя несколько мгновений печенеги поскачут дальше, оставив на траве изрубленный труп, и надеялся только, что Семаргл уцелеет. То, что в коня до сих пор не воткнули стрелу, уже было чудом, огромной милостью Велеса…

Мимо Златомира проскакали Храбр, Истислав и Канюк: свержичи как пить дать решили, что, пока степняки занимаются беглецом, есть шанс к ним приблизиться, не попав под меткие печенежьи стрелы.

Злат прицелился в одного из крутящихся сбоку свалки всадников и мягко отпустил тетиву. Срезень угодил печенегу в бок, вышвырнув из седла, и убитый сразу пропал под копытами топчущихся коней, а лошадь без седока помчалась в поле.

Вслед за ней из общей кучи вырвалась еще одна лошадь с пустым седлом, круговерть людей и коней на мгновение распалась, и Златомир ошалело увидел меж шлемов и опушенных шапок развевающиеся светлые волосы варяга. Угрюм все еще был жив! Теперь варяг держал в одной руке изогнутый меч, в другой – небольшой круглый щит и неистово орудовал и тем и другим, а его копье торчало в груди запутавшегося в стремени мертвеца. Семаргл, доведенный до неистовства запахом крови, диким гвалтом и звоном мечей, крутился, не чуя больше поводьев, с привизгом ржал и лягался, но варяг все-таки держался в седле. Лошадь с запутавшимся в стремени степняком бесновалась не хуже Семаргла, мешая печенегам подступиться к белокурому безумцу на игреневом жеребце, к бесстрашному убийце, рубившему все и вся, до чего удавалось дотянуться. До самого варяга, похоже, всерьез еще не дотянулся никто – руки у него были длиннее, чем у печенегов.