Давно бы съехал, но я хочу разобраться. Что могло случиться между ними? Вдруг мама вернётся и все объяснит.

Ну, а ещё я боюсь, что как только меня не будет в доме, отец притащит сюда какую-нибудь шваль. Например, молодую секретаршу со своей работы…

Я знаю, что и раньше у отца бывали интрижки, об этом знала и мать, развелись они явно не из-за этого…

Отвлекаюсь от своих мыслей, поднимаю взгляд на сестру.

Милана стоит, скрестив руки на груди, и морщит лоб. Молчит, о чем-то напряжённо думает. Хорошая она девочка, тоже переживает о разводе родителей и по маме скучает, но вида не подаёт. Избалованная немного, но в нашей семье других не бывает.

— То есть ты не против, если я расскажу папе, что твоя новая машина снова в ремонте, и ты опять попал в аварию?! — предпринимает она очередную попытку.

Пододвигаясь к ней на кресле, внимательно смотрю на сестру.

— Ты, мелкая, не оборзела ли?

Милана быстро меняет свою тактику, начинает хлопать ресницами, складывает руки в ладони, как будто молится:

— Ну, пожалуйста, пожалуйста! Я уверена, что если она в тебя влюбится…То точно обо всем забудет. А мне очень нужно выиграть соревнования. Вдруг мама посмотрит по телевизору и вернётся, все будет по-прежнему.

Эх. Вздыхаю про себя. Наивная глупышка. Я уже в это не верю, что все будет по-прежнему. Просто узнать бы причину, почему все так испортилось.

Я молчу, хочу дать понять сестре, что я не пересмотрю своё решение. Но Милана бьет по больному:

— Неужели ты настолько в себе не уверен? Думаешь, что эту девчонку соблазнить не сможешь? Макс, я не узнаю тебя! Ты перед друзьями хвалился, что тебе любая даст!

— Это было в школе.

— Что-то изменилось с поступлением в универ?

— Мне теперь не нужна любая.

Милана закатывает глаза.

— Значит, правда, боишься, что откажет тебе! Я по глазам вижу!

У меня мышцы лица дёргаться начинают. Милана доведёт меня когда-нибудь и серьезно получит! Почему я ей так много позволяю?

Раздраженно спрашиваю:

— Ладно. Где она завтра будет?

— Она идёт на хоккей, в Центральный ледовый дворец.

Поднимаю брови вверх. Да, точно, писала про хоккей. Довольно необычный выбор. Милана продолжает:

— Я тебе и билеты уже достала! У тебя все получится!

Обнимает меня, говорит спасибо… Как будто я уже уложил ее соперницу в постель.

Ладно.

Попытка не пытка. Ещё один раз попробовать можно.

Если Милана привяжется, то не отстанет, будет просить до самого последнего… И мне сейчас реально нежелательно, чтобы отец узнал, что я снова поцарапал тачку.

***

Катя

Амелия восторженно хлопает, выкрикивает название команды («Короли арены») и глаз не сводит с одного игрока под номером «7».

— Какой же он красавчик! Невероятный просто. Посмотри на него: какие широкие плечи, даже в шлеме видно, что он хорош собой, — постоянно повторяет между делом.

Я молча слушаю.

Мне неинтересно следить за игрой, как они молниеносно швыряют шайбу туда-сюда, ее даже не видно, но меня это не впечатляет, слишком суровая игра. Один парень уже успел получить травму… да уж.

Коньки созданы, по моему мнению, совсем для другого. Для танца на льду. Смотреть, как эти парни рассекают с клюшкой по льду, совсем неграциозно, мне почти физически неприятно.

Я пытаюсь заразиться Амелиным восторгом, но ничего не получается.

В перерыв подруга поворачивается ко мне и увлечённо начинает рассказывать:

— Ты не поверишь, что я узнала! Оказывается, Булат раньше занимался фигурным катанием!

— С трудом в это верится, — говорю честно.

Фигуристы все стройные, не очень высокие. А этот парень… Сразу видно, какой он здоровяк.

— Я тоже удивилась! Он даже соревнования какие-то выигрывал, а потом его отец вроде как возмутился, что это не для мальчика, и перевёл его на хоккей.