Сердце больно мечется в грудной клетке. Пальцами сильно вцепилась в ремешок сумки и шумно выдыхаю.

– Конечно.

Киваю и быстро хватаю бумаги со стола преподавателя. Ноги окутаны ватой, и пол не кажется мне уж таким твердым.

Проходя мимо Аверина, делаю глоток воздуха, смешанный с его ароматом.

Мои губы горят, потому что я вновь возвращаюсь в то тесное пространство салона. Тело предательски трепещет, руки леденеют.

Не помню, как вышла из кабинета, но только захлопнула за собой дверь, тут же прислонилась к стене. Дыхание сорвалось и не получается его перевести.

Еще никогда такого не было, сколько раз я проходила мимо Аверина. Что-то изменилось.

Не скажу, что мне это нравится. Ведь не получается вернуться в прежнее, более спокойное состояние.

– Черт, маркеры, – ругаюсь и разворачиваюсь, чтобы снова помешать этим двоим.

Дверь резко распахивается, и я врезаюсь в Аверина. Меня подбрасывает на морской волне вверх как на серфе, и следом я лечу на самое дно Ледовитого океана.

Кожа стесана от грубой ткани его рубашки, а в душе что-то переворачивается.

Стас недовольно кривит лицо, его взгляд устремлен на мою шею, и он не спешит помогать собирать конспекты к лекции, которые рассыпались в ноги как мусор из хлопушки.

– Я думал, ты уже убежала.

– Маркеры забыла.

– Вот, – протягивает мне упаковку, а у меня сил нет, чтобы поднять руку и забрать.

Время нажато на паузу, и мне дурно от его близости. А Стас близко, очень близко.

Неуклюже нагибаюсь, чтобы поднять рассыпанные документы, когда взглядом упираюсь в его мажорские кроссовки. Белые. Даже шнурки, такое ощущение, кипельные и отглаженные.

Аверин и не собирается мне помогать, только на макушку мою смотрит, прожигает вплоть до ребер и тазовых косточек.

Подняв свой взгляд, встречаюсь с его глазами. Не могу говорить и не могу думать. Я смотрю на него снизу вверх, и гореть под его взглядом начинаю. Медленно-медленно.

– На днях ты казался мне более…

– Каким? – невежливо перебивает осипшим голосом.

– Галантным, Аверин. Это когда…

– Я знаю, что такое галантный.

– Незаметно.

Грудь Стаса высоко вздымается, как и моя, а между нами воздух становится плотным. И пуля не пролетит. Застрянет.

– Никто не жаловался до тебя, – недовольно произносит, будто я только что его оскорбила.

– А я жалуюсь. Помоги.

Удивляюсь, что говорю ровно, голос не дрожит. Да что там, я узнаю его. Он обыденный и привычный. Хотя внутри все переворачивается и меняется местами, как пазл какой-то.

Мажор присаживается на корточки и помогает мне собрать разбросанные бумаги. Скоро косоглазие себе заработаю, потому что украдкой наблюдаю, как Стас пальцами цепляет документ, складывает их в стопку, при этом вены на его руке сексуально выступают на коже.

Аверин ухмыляется, потому что замечает все, а меня начинает лихорадочно трясти.

Мы встаем одновременно. Стас протягивает стопку конспектов, подозрительно на нее смотрю и тянусь, чтобы забрать.

– Придешь на соревы? – внезапно спрашивает, не дав забрать бумаги.

– Ты же не хотел никого видеть?

Понимаю, что теперь Аверин в курсе – я подслушала его разговор с физруком.

Делаю шаг назад. Кажется, его сила и какой-то магнетизм просто давят и сжимают меня, как… игрушку.

– Теперь хочу. Придешь?

Мне хочется ответить согласием, потому что ни разу не видел Стаса на соревнованиях. Какой он там? Что делает? Что говорит?

Отрываю свой взгляд от его рук, в которых еще нужные мне бумаги и, чуть осмелев, смотрю прямо в его глаза. Те наполнены каким-то азартом. И это пугает.

– Не смогу, Стас.

Ему нравится моя влюбленность, она ему льстит. А у меня как камень в грудине зажат от такого отношения.