– А вот, моя душа: о Софье Павловне Орнаевой. Она всю ночь над тобой просидела…
Гостья, очень красивая женщина средних лет, но казавшаяся гораздо моложе, склонилась к Майе, ласково улыбаясь.
– О! Cousin, не беспокойте m-lle Marie… Еще успеем познакомиться. Я так рада, что она очнулась! Вернее, проснулась, так как она уверяет, что прекрасно спала и видела золотые сны. N’est-ce-pas, chère mademoiselle Marie? [6]
– Да… Только, пожалуйста, не называйте меня так! Меня никто, кроме… впрочем, неважно. Все зовут меня просто Майей…
– Прелестное имя! – начала было Орнаева. – Je ne demande pas mieux… [7]
Но Майя вдруг села в кровати, обвела всех беспокойным, печальным взглядом и, схватив за руку отца, прошептала:
– Папа, а что Газель?.. Снился мне этот ужас или он в самом деле задушил ее, этот самозванец, этот отвратительный колдун?
Профессор в испуге растерянно посмотрел на дочь и отвечал как можно мягче:
– Душа моя, успокойся, тебе померещилось…
– Неужели?.. Газель жива?!
– Нет, голубушка моя, Майинька, дорогая… Ведь мы все видели: бедная Газель задушена волком! Она, помнишь, всех нас напугала. И ты, и я, и все обитатели дома сбежались вчера ночью, когда бедная собака выбила дверь, почуяв зверя, бросилась в сад и наскочила прямо на волка.
– Так вот как вы всё объяснили? – проговорила Майя как бы про себя, усиленно размышляя. – Нет, папа, того волка, который задушил мою бедную, славную Газель, к несчастью, никто не убьет.
Потом девушка овладела собой и обратилась приветливо к незнакомой родственнице, благодаря ее за заботы.
– Если ты в самом деле здорова, Майинька, – несмело заметил отец, – может быть, встанешь с постели?
– О да, непременно! – к величайшей его радости, уверенно сказала Майя. – Я сейчас оденусь и сойду вниз.
– Да? Вот и отлично! Так пожалуйте, Софья Павловна, пойдемте ко мне, пока эта негодная барышня, напугавшая нас так крепко, встанет и оденется. Пожалуйте!
И профессор любезно подал руку гостье и повел ее вниз, в то время как Майя с невольным неудовольствием думала: «Откуда взялась эта соседка?! Никогда не слышала, чтобы она тут жила поблизости…»
Глава XIII
Так неожиданно проявившаяся родственница Ринарди очень часто стала навещать отца с дочерью. Однако, сверх ожидания, гостья оказалась премилой и презанимательной. Ни профессор, ни дочь его нимало не тяготились ею. Напротив, никогда и ни с кем Майя так близко и скоро не сходилась, как с этой остроумной, объездившей весь свет и, по-видимому, чрезвычайно добродушной женщиной.
Софья Павловна Орнаева была вдовой, известной красавицей, схоронившей двух мужей, и, как говорили злые языки, не возражала бы найти, а то и схоронить еще и третьего… Особенно если бы он отличался благородными преимуществами de ses deux anciens [8], a именно: был бы богат не менее ее «покойников», оставивших Орнаевой большие деньги.
Злая молва опять-таки говорила, что за последние годы беспрерывных перемещений по белу свету, во время которых прелестная женщина не только видала виды, но и жила в свое удовольствие, не считая трат, она значительно растрясла по чужестранным дорогам российские мошны покойных супругов, но этого совсем не было заметно по образу жизни, который красавица продолжала вести.
На берега Балтийского моря Софья Павловна попала совсем неожиданно, по непредвиденной ею необходимости; но об этом факте она хранила строгое молчание, а рассказывала, будто ее давно влекло на здешние живописные и дикие берега… Мол, ей надоела Европа, надоели все страны света, которые она изрядно объездила, а более всего надоели дальние путешествия. Эту зиму Орнаева задумала прожить в Петербурге, но прежде водворения на зимние квартиры ей вздумалось проехать посмотреть продававшуюся поблизости от имения Ринарди мызу. Кузине профессора захотелось иметь дачу в этих местах, проводить иногда летний месяц или два в одиночестве…