Между тем каждый вечер, возвращаясь домой, Майя уходила в дальнюю комнату и сидела там без единого звука, не предпринимая никаких шагов к примирению. Она как бы показывала своим поведением, что я ей безразличен. Но я-то видел, что она тоже страдает и наверняка из-за нашей размолвки. Хотя сама же перестала со мной разговаривать, а я не хотел прерывать это затянувшееся молчание, в котором, словно в недрах вулкана, таилось что-то клокочущее, готовое вот-вот вырваться наружу и испепелить нас мстительным огнем.

Я впервые пропустил еженедельный осмотр: прошмыгнул мимо доктора, когда она была занята. Это стало известно, и шеф на планерке отчитал меня за невнимание к своему здоровью, которое, подчеркнул он совершенно серьезным голосом, является важным моментом в нашей работе.

После планерки я стал прислушиваться к той тишине, которая наступила, когда все разошлись по своим кабинетам и лабораториям. Чем занимаются все эти люди? На что они рассчитывают? Никто не спасется, кроме избранных. Я смотрел на двери и окна как человек, который появился здесь впервые. За поворотом длинного коридора послышался стук каблуков незнакомой женщины. Быстрым шагом я направился в ту сторону и, когда повернул за угол, успел заметить девушку, которая шла к лестнице, ведущей вниз к выходу. Я побежал за ней, но она уже возвращалась, поднимаясь вверх по лестнице, приветливо улыбнулась мне и на ходу сказала:

– Забыла ключи.

– Здравствуйте, – ответил я и невольно остановился.

– Здравствуйте, – она хихикнула. – Вы что, Герман, будто черта увидали, посмотрели бы вы сейчас на себя в зеркало.

– Извините, – выпалил я, – вы не знаете, почему сегодня так мало людей на работе?

Она остановилась и посмотрела на меня своими большими синими глазами, которые излучали спокойствие и легкий оттенок любопытства.

– Извините, я тороплюсь, – произнесла она со смущенной улыбкой и, повернувшись, зашагала по коридору, выстукивая каблуками ритмичную дробь.

Я смотрел на ее попу, обтянутую юбкой, на покачивающиеся в такт шагам бедра и поймал себя на мысли, что я действительно мерцаю, исчезая и вновь проявляясь в самом себе.

Когда девушка скрылась за углом, я последовал за ней, не думая, зачем это делаю, постучался в дверь с табличкой «Служба делопроизводства» и услышал ее ровный голос:

– Входите, Герман Владимирович.

Она стояла, заложив руки за спину и прислонившись к шкафу.

«Что же происходит?» – успел я подумать и подошел к девушке близко, совсем близко, так что мы чуть не касались друг друга своими носами, – но она не шелохнулась.

– Что это с вами, Герман Владимирович? – наконец произнесла она, бочком отодвинувшись от меня.

– Простите, – промолвил я и шагнул к выходу.

– Нет уж, – потребовала она, – раз зашли, не уходите.

– Да, да, – ответил я машинально, – забыл, что хотел спросить.

Остановившись в дверях, я заколебался. Она смотрела на меня, чуть заметно улыбаясь. Я почувствовал: если останусь, то произойдет то, что мне хотелось бы сделать, но нельзя.

– Не хотите ли чего? – спросила она. – А давайте поболтаем, а то мне одной тут скучно.

– До свидания.

Закрыв за собой дверь, я мимикой и жестами стал себя передразнивать и показал средний палец своему воображаемому отражению-призраку.

«Все это надо как следует обдумать и взять под особый контроль», – сказал во мне голос, и его слова эхом повторились, а я на секунду замешкался, не зная, где я, а где тот, который Другой.

Закинув ноги на подоконник, я смотрел бесцельно в окно, иногда забывался и с удивлением обнаруживал, что я нахожусь-то именно здесь, тогда как должен немедленно найти Майю, расспросить ее обо всем и прояснить ситуацию, но, вспомнив нашу размолвку, успокаивался в своем смятении и начинал понимать, что дело, может быть, вовсе и не в Майе.