– Ну… вдруг вы меня подведете?

– Странно, – сказала она, сердясь и бледнея. – Вас, по-моему, никто насильно не заставляет… Или вам не нужна московская прописка?

– Все правильно, извините, – быстро сказал я, беря ее под руку. – Пожалуйста, не сердитесь. Я пошутил.

– У меня нет охоты шутить, – сказала Зина, вырывая руку. – И нежности ваши совсем ни к чему.

– Ну, как же! – рассмеялся я не очень естественно. – Все-таки, мы – жених с невестой…

– Нет, – отрезала она, внезапно останавливаясь, и посмотрела мне в глаза пристально, не мигая. – Не смейте так говорить. Мы не жених с невестой.

– Фу ты, господи, – растерялся я. – Да что ж вы такая серьезная-то, в самом деле? А, Зина? Уж и пошутить нельзя…

– Нельзя, – четко сказала она, почти не разжимая тонких губ. – Мне такие шутки не нравятся.

На другой же день мы подали заявление в загс, и я вручил Зине тыщу рублей. Первый взнос.

Предложил ей хоть как-то отметить «событие», она отказалась. Через день я улетел в Кырск, а через месяц, когда прошел положенный срок, взял отпуск на несколько дней без содержания («Еду жениться, друзья!..») – и снова подался в Москву.

И вот мы с невестой Зиной опять идем в загс, регистрируемся, замираем в торжественной паузе под свадебный марш Мендельсона, только что кольцами не обмениваемся и не целуемся (я, правда, в шутку хотел, потянулся к ее узким губам, но Зина с такой злобой на меня посмотрела, что я сразу же передумал, одумался).

Из загса поехали к ней. Уютное однокомнатное гнездышко в новом доме, в новом микрорайоне. Я все-таки, как ни противилась молодая жена, купил шампанского и коньяку – выставил на стол.

– Зря старались, – сказала Зина. – Гоните денежки – и топайте отсюда.

– Ну-у, Зиночка… зачем так грубо? – И я уговорил ее выпить по бокалу хотя бы шампанского. – Не в женитьбе суть, чудачка. Мы с тобой – деловые люди. Вот и выпьем за удачное завершение дела. Обмоем, так сказать.

Поморщилась, скривилась… выпила.

А потом – оживилась слегка, подобрела. Особенно, когда я ей положенную тыщу рублей вручил – под звон бокалов. Даже развеселилась, разрумянилась. Глазки заблестели.

– И что это вас так уж в Москву потянуло? – спрашивает. – Что в ней хорошего, в Москве-то?

– А что в ней плохого? – говорю. – Столица нашей Родины. Лучший город Земли. Я всю жизнь о Москве мечтал.

– Значит, сбылась мечта?

– Значит, сбылась. Выпьем. Выпьем за наше счастье, – говорю и, смеясь, добавляю: – Горько! Горько! Го-о-орько!..

И тут она так рассердилась – даже шампанским захлебнулась, закашлялась. Заикаться от волнения стала.

– Вы, вы, вы, – говорит, – вы это бросьте! Прекратите свои глупые шуточки. Бизнес есть бизнес. А брак есть брак. И глумиться над святыми вещами я не позволю…

– Чего-чего? – перебил я и тоже обозлился¸ даже пить расхотелось. – О каких таких святых вещах ты лопочешь, Зина? Не тебе говорить об этом. Две тыщи приняла, не моргнула, а тоже – туда же…

– Ну и что? – восклицает она, покрываясь красными пятнами. – Бизнес есть бизнес. А любовь есть любовь.

«Баба есть баба», – подумал я быстро, но спорить не стал.

– Ладно, – говорю, – успокойся, Зинаида. Никто тебя не заставляет со мной целоваться. Но нельзя ж быть такой занудой. Шуток совсем не понимаешь.

– Есть вещи, которыми не шутят, – сказала она, постепенно успокаиваясь.

А меня злость взяла. Ах ты, думаю, моралистка проклятая. Ах ты, недотрога… Дездемона, Офелия… С таким ханжеством я еще никогда не сталкивался. Ну, думаю, сама напросилась. Вот назло – допеку я тебя. На части разберу – и соберу заново. Уши вянут – слушать такие пошлости. «Любовь есть любовь»… Ах ты, штучка-дрючка… Ну, ты у меня попляшешь, Зиночка, ты у меня поплачешь.