Минуты шли, и колотящая Росанну дрожь начала утихать. Наконец девушка оторвалась от груди Пеппо, глубоко вздохнула и прогнусавила:

– Прости… Я уже думала…

Пеппо только мягко сжал ее плечи, и Росанна обеими руками отерла лицо.

– Почему ты пришел сегодня? – всхлипнула она почти обвиняюще. – Тоже еще… нашел когда в гости ходить.

Подросток помолчал, а потом неловко усмехнулся:

– Оборванец какой-то в тратторию явился. Сказал, меня девушка дожидается, очень просит прийти. Ну… а кроме тебя, меня позвать некому.

Оборванец сказал: «Подружка твоя без тебя заскучала, папаша у ней в отъезде», чем вызвал свист и хлопки в питейной, но Пеппо решил, что можно обойтись без цитат.

Росанна же вздрогнула:

– А где… тот?

– Его нет, – спокойно ответил оружейник. – Совсем.

Девушка вздохнула и убрала с лица всклокоченные волосы.

– Погоди, я зажгу свет.

Пеппо услышал, как она возится у прилавка с кресалом, потом затрещала вспыхнувшая свеча, а следом тут же донеслось:

– О господи!

– Хорош? – смущенно дернул он уголками губ, но свет уже вернул Росанне часть самообладания.

– Страх божий! – отрезала она. – Тебе нельзя возвращаться в тратторию в таком виде. Сейчас засов заложу, и поднимемся к нам.

Она сыпала словами, и за этим деловито-непререкаемым тоном все еще слышалась истерическая нота, словно тень пережитого потрясения. Пеппо покачал головой:

– Росанна. Так нельзя. Твоего отца сейчас нет, а ты…

– …а я не собираюсь приглашать соседей полюбоваться, – возразила девушка. И тут же снова устало вздохнула. – Пеппо. Мы слишком много сегодня пережили. Давай не будем препираться. Скажи честно: ты действительно хочешь сейчас тащиться в тратторию и провести остаток ночи совершенно один?

Не дожидаясь ответа, она взяла подсвечник, проверила запоры на дверях и молча двинулась к лестнице.

…Дома Росанна заметно успокоилась. Усадив Пеппо у стола, она несколько минут чем-то сосредоточенно шелестела, а потом велела:

– Сними-ка весту! И не надо румянцем полыхать, раздевайся, говорю! С весты кровь я отчищу, а с камизой хуже, все рукава насквозь.

Пеппо заметно передернуло.

– Ее проще сжечь, – ответил он. – Завтра куплю новую.

Он стянул грязную одежду и почувствовал, как ошеломленно девушка смотрит на него.

– Господи, – пробормотала она, – на тебе живого места нет…

Погрузив лоскут полотна в миску с водой, Росанна начала осторожно смывать кровь с исцарапанного лица оружейника. Влажно поблескивающие борозды спускались на шею. Спину и ребра покрывали багрово-фиолетовые кровоподтеки, перечеркнутые застарелыми следами плетей. Поддавшись почти неосознанному порыву, Росанна коснулась светлого рубца и осторожно прочертила его по всей длине от плеча к пояснице, глядя, как на смуглой коже проступает зыбкая рябь мурашек:

– Сколько у тебя шрамов… – тихо сказала она.

Потом так же бережно провела по следу камня на щеке и резко отдернула руку, вдруг ощутив, как непозволительно интимен этот жест.

Пеппо замер, слыша ее прерывистое дыхание у самого своего виска. Медленно повернул голову, почти бессознательно потянувшись на звук этого дыхания. А Росанна снова протянула дрожащие пальцы, отирая с лица оружейника капли воды. Юноша коснулся ее ладони лицом, вдыхая запах розмарина, так же медленно выдохнул и едва ощутимо поцеловал основание девичьих пальцев. Отстранился, коротко встряхивая головой, будто отгоняя дремоту.

– Вот… такая у меня жизнь… занятная, – пробормотал он. – Разве это не стоит пары царапин?

Росанна издала нервный всхлипывающий смешок.

– Дурак! – опять чуть гнусаво отрезала она. – Пара царапин… Лучше вздохни глубоко. Если можешь вдохнуть до самого упора – значит, ребра целы.