– Откуда эти итальянцы взялись? – спросил я у говорящего немного по-русски местного.

– Так они же наши соседи, здесь до границы рукой подать, – таким был смысл его ответа.

Около итальянцев сразу же возникла толчея, я там тоже вволю порезвился, пока жена всякой никому не нужной ерундой торговала. Именно там я и оставил немалую часть денег, вырученных нами за всё, что мы привезли на продажу. Главным, что я там купил, были наборы посуды с антипригарным покрытием, у нас такого ещё никто не видел, да и в Югославии они, вероятно, были в новинку, так как расходились лихо. Я их приобрёл десятка полтора. Красочная коробка, в которой они лежали, была достаточно жёсткой, поэтому доехали они до дома хорошо, а в Москве были распроданы за такие деньги и с такой скоростью, что хоть опять в Пулу отправляйся.

Один набор мы оставили себе, но потом пожалели – надо было и его продать. Сущей ерундой оказалась эта итальянская посуда: судочки без крышек, предназначенные для выпекания кондитерских изделий, с неплохим покрытием, но настолько тонкими стенками, напоминавшими ватманскую бумагу, что чуть заденешь – и сразу же мнутся. А там остаётся их только на помойку вынести, где они у нас вскоре и оказались.

Но это было уже потом, а пока я гулял вдоль парапета и всё ждал того деда-профессора, который за деньгами пошёл. Наши уже в автобусе сидели, а он всё не показывался.

– Надя, Толя, идите скорей, мы уже уезжаем! – закричал было Фима, но осёкся, поскольку увидел, как, сильно прихрамывая, с горки спускается пожилой человек. Из автобуса его тоже заметили и попросили водителя ещё минуточку подождать. Всё закончилось замечательно, свой товар мы продали полностью.

Оставшееся время мы провели в ленном валянии на пляже, купании в бассейне и долгих разговорах обо всём на свете. Михаил каждый день, как на работу, ездил на перевязки, рана не заживала, постоянно нагнаивалась, ему её резали, чистили, чем-то заливали, а на следующий день всё повторялось снова. Только перед самым нашим отъездом нога более или менее поджила, но он так и приехал домой прихрамывая.

Ну а закончилось наше пребывание в Югославии тем, что мы целый день провели в Белграде в безудержной трате остатков денег. Чего мы только не накупили, в основном, конечно, себе любимым, мамам с папами и прочим братьям и сёстрам, но многое по приезде перекочевало на полки знакомых магазинов, что позволило не только полностью окупить поездку, но и прилично заработать.

Почти всю осень 1989 года я провёл в непрерывных разъездах, с головой погрузившись в одну сложную проблему, так что у меня не было времени, чтобы мотануться по-быстрому в Казань и отдать Майе деньги за её посылку. А потом Майка куда-то исчезла, ни по телефону не отвечала, ни сама не звонила. Я уж беспокоиться начал, но толку от этого было мало. Пропала подруга, осталась только надежда, что ничего плохого с ней не случилось и она сама когда-нибудь объявится и всё объяснит.

Так и произошло. Однажды в бурное течение моей жизни вмешался неожиданный телефонный звонок. Надя поставила на стол обед и присела рядом в полной готовности узнать, как у меня дела. Я не спешил исповедоваться, с аппетитом съел и первое, и второе, но только взял в руки чашку с ароматным свежезаваренным чаем, как в комнате зазвонил телефон. Супруга сразу же вскочила, и вскоре я услышал, как она с кем-то разговаривает. Я спокойно отпил большой глоток всё ещё горячего, но уже терпимого чая, но тут Надежда вернулась явно раздражённая:

– Иди, Анатолий, иди скорей, это твоя Майка любимая. Я ей говорю: человек только что явился домой, сидит ест, перезвоните через полчасика, так нет, неймётся ей. «Извините, Надя, но мне он нужен очень срочно, а позже я не смогу позвонить, вы же знаете, что дома у меня телефона пока нет», – передразнила она Майку. – Вот и иди теперь, разбаловал ты её.