У входа в театральный зал, где обычно репетировала пресная художественная самодеятельность, кучковалась стайка «посвященных» меломанов. Среди них находился 19-летний студент инженерно-строительного института Миша Науменко. Он жил рядом на Варшавской улице, пришел одним из первых и занял место ближе к сцене. Свет погас, и мероприятие началось.
«Как вы, наверное, знаете, рок-музыка возникла не в Калуге», – откашлявшись, начал лекцию Фейертаг. Проиллюстрировать эту мысль был призван молодой фолк-ансамбль «Акварели», выступавший неполным составом. На гитаре играл Юрий Берендюков, на скрипке – Николай Марков.
В центре сцены с громоздкой виолончелью сидел сын авиаконструктора и внук известного океанолога – Сева Гаккель. Сосредоточенно глядя в одну точку, он исполнял фолк-композиции из боевого репертуара Нила Янга и Пола Саймона. Отраженный от стен и низкого потолка звук приобретал настолько выразительный характер, что зрители забывали о путях развития современной музыки – атональный шквал в исполнении длинноволосого Гаккеля обращал мероприятие из просветительского в психоделическое.
Следующим выступал юный Саша Ляпин из группы «Ну, погоди!». В платочке, повязанном вокруг шеи, он постоянно выпячивал челюсть, странно шевелил губами и лихо заполнял стоном электрогитары окружающее пространство. Возбужденный Фейертаг метался по залу и восклицал: «Смотрите, смотрите! Это наш ленинградский Джими Хендрикс!»
Затем на сцену вышло студенческое трио под названием «Аквариум». По слухам, они исполняли акустику в духе Вудстока, что звучало тогда в СССР как лютый авангард. Первым появился симпатичный басист по прозвищу Фан и сразу демонстративно повернулся к залу спиной. За ним вышел интеллигентный флейтист Дюша в белой рубашке, жабо, тонких круглых очках и с длинными волосами до плеч.
Третьего музыканта звали Борис Гребенщиков. Миша Науменко вспомнил, что видел его в своей английской спецшколе, куда изобретатель «Аквариума» заходил меняться пластинками с местным киномехаником. Там, на почве обсуждения альбомов Jefferson Airplane, и состоялось «шапочное» знакомство, о котором Науменко и Гребенщиков вскоре успешно позабыли.
Рок-фотограф Андрей «Вилли» Усов вспоминал, что на концерте в «Эврике» Борис был, что называется, «в образе». Он пел и подыгрывал себе на губной гармошке и двенадцатиструнной гитаре. Из дров фабрики имени Луначарского он извлекал блюзовые аккорды и незаметно полуулыбался этим небесным звукам. Казалось, ему было все равно, сколько человек его слушает. Дух молодого Гребенщикова словно парил над аудиторией – и было отчетливо видно, кто здесь «главный артист».
«В середине одной из композиций на сцену выскочил безымянный барабанщик, – рассказывал впоследствии Сева Гаккель. – Он сел за ударную установку, очень эффектно вступил и после окончания песни так же загадочно исчез. Больше я его никогда не видел и почему-то решил, что так и было задумано».
К моменту исполнения «Блюза свиньи в ушах» неизбежное шипенье в колонках внезапно прекратилось, и до Миши Науменко донеслись слова: «Вы слышите меня, в ушах у вас свинья / Вы не поймете, для чего пою вам это я».
На этой звонкой декларации дебют «Аквариума» в «Эврике» закончился. Другие события того вечера уже не имели никакого значения.
Оказавшись снаружи, Науменко некоторое время потоптался у входа, вспоминая «странные объекты между светом и звуком». Очарованный услышанным, он был уверен, что непременно туда вернется – только пока не представлял, когда именно. Теперь ему хотелось не просто наблюдать происходящее из зала, а стоять на сцене вместе со своей рок-группой. Через несколько дней студент ЛИСИ Михаил Науменко пошел в деканат и написал заявление об отчислении по собственному желанию.