Закончив с запасами, хозяин базы приступил к строительству забора. Если все так пойдет и дальше, не ровен час, пожалуют мародёры. Сейчас вода, окружавшая остров, служила естественной преградой, но с наступлением заморозков подобраться к нему станет проще простого. Наконец-то руки дошли до столбов и бетонной смеси, томившихся на острове с прошлой осени. До позднего вечера он выкапывал ямы. Заливал раствором и вворачивал металлические столбы. Дело шло медленнее, чем хотелось, и к тому моменту, как солнце скрылось за горизонтом, была охвачена лишь половина территории. Но ничего, у него еще есть в запасе время.

С наступлением сумерек второй пилот Вершинин наконец-то распрямил спину и обвел взглядом свои владения. В этот момент он испытывал жгучую смесь боли и восторга. Руки были стерты в кровь, спина болела, каждая мышца его тела ныла и стонала. Но удовлетворение от укрепления своего жилища с лихвой окупало физические страдания.

Окунувшись в озере, он зашел в дом и включил радио.

16 июня .

«Прости, что давно не писала. Даже не знаю, с чего начать. Столько всего произошло…

Начну с главного. Количество жертв чудовищно. В первые дни поступало два-три пациента. У дверей больниц дежурили журналисты в поисках новых страшных кадров и подробностей, которые бы смогли напугать зрителей еще больше. Поначалу это представлялось захватывающим приключением. Мы чувствовали себя героями фильма-катастрофы: будущие доктора, рискуя жизнями, сражаются с пандемией… В другой ситуации я бы рассмеялась над нашей глупостью, но только не теперь… Кажется, с тех пор прошло полжизни. Бравада уступила место ужасу. Количество зараженных в Москве – два миллиона, в России – сорок, данные по миру разняться от шестисот миллионов до миллиарда.

Мэрия распорядилась переоборудовать под лазареты все крупнейшие больницы. В Боткинской шеренгами лежат тысячи зараженных. Их воспаленные, обезвоженные тела напоминают кровоточащие язвы. Многие умирают, так и не дождавшись помощи. Да и как помочь, если спасительной вакцины нет. Пациентам только без конца вводят обезболивающее и снотворное, чтобы не агрессировали.

Но самое печальное, на докторов продолжают нападать. Распластанные на соседних койках с пациентами, они мучаются от внезапных кровотечений и удушающего кашля. И в конечном итоге все заканчивается страшной, мучительной смертью. А потом их сжигают. Без имен, регалий и прощальных речей. Всех без разбора. Городские крематории работают день и ночь, но они явно не справляются. Грузовики ежечасно подвозят новые трупы и сваливают у дверей. Женщины, дети, старики, мужчины – все в одной куче… как в старых хрониках про нацистские лагеря.

Сегодня днем, вне себя от суточного дежурства и усталости, я окинула взглядом главный холл больницы. Боже! Я никогда не забуду увиденное. Сотни обреченных людей метались в агонии от боли и страха, они двигались, стонали, кричали… они рыдали кровавыми слезами, изрыгая свои же внутренности. Словно кто-то медленно скручивал их, наблюдая, как сочится потемневшая кровь, и все, что до этого было органами, кровавой жижей вытекает на бетонный пол…

Мне хотелось кинуться прочь из этого кошмара. Убежать, скрыться и больше никогда не видеть кровавой рвоты, ни трупов. Не знаю, как удержалась.

Этим же вечером по дороге домой отец сказал, что смертность зараженных начала резко снижаться. На мой обрадованный взгляд мрачно заметил:

– О выздоровлении речи не идет. Мы с коллегами внимательно следили за динамикой смертности и заметили, то за последние дни она резко пошла на спад. В начале эпидемии вирус убивал человека за несколько часов. Затем этот период увеличился до 2 дней. Глупо приписывать происходящее к заслугам докторам. Сама видишь, мы не лечим, только облегчаем боль. На текущий момент умирает лишь один из десяти зараженных, все прочие выживают.