Я встал и пошёл к тумбе, в которую положил визитку Шепетинского.

Я вспомнил слова Дэвэ о том, что если я и впрямь писатель, то я обязательно придумаю что —нибудь ещё.

Проходя зеркало, я задержался и посмотрел себе в глаза:

– К чёрту. Ясно?

Человеку в отражении было все предельно ясно.

Я нашёл визитку Шепетинского, лёг обратно на кровать и стал разглядывать строгие, сухие надписи на чёрном фоне. Буквы на визитке «Канадская береговая охрана» следовало расшифровать. Я потянулся за ноутбуком, полез в Вику, но совершенно ничего не прояснилось. Это была организация, которая обеспечивала морские поисково-спасательные операции, морскую радиосвязь, колку льда, и ещё обеспечивала какое то бла-бла-бла. Каким боком организация «Канадская береговая охрана» оказалась у нас в стране, и чем она могла бы здесь заниматься, было совершенно непонятно.

Наконец, я выдохнул и набрал номер, указанный на визитке.

– Алло, – сказал номер голосом Шепетинского.

– Здравствуйте, Борис, – сказал я.

– А, Александр Николаевич, – обрадовался Борис. – Как же, здравствуйте.

– Хочу к вам сегодня подъехать.

– Подъедете, конечно, Саша, кто же лучше вас подъедет, – ответил Борис. – Я буду на месте с 15 до 16—30.

– Мнэээ… Книги брать?

Борис задумался.

– Если на такси поедете, так и возьмите.

– На такую роскошь у нас денег нет. Во всяком случае, пока.

– Будут, будут деньги, обязательно, Александр Николаевич! Не сомневайтесь.

– Хорошо. Значит, к началу четвёртого и подъеду?

– Да, жду вас.

Надо было вставать. Решение было принято и по идее мне должно было сейчас много легче, но легче не становилось.

Я встал, попил воды, побродил по квартире. Постоял у окна. За окном уже совсем очевидно разлилась зима, но снег меня не обрадовал. Я сел за компьютер, почитал ленту. Ни один из постов не то, чтобы не зацепил. Не остался в памяти ни на минуту. Я читал предложение, переходил к следующему, а предыдущее забывал. Осознав это, я картинно потряс головой – иногда помогает и что-то картинное. И задумался – что это со мной?

Ответ пришел быстро.

Я жил со своими Маяками уже десять лет.

Это была «моя прелесть», как говорил Голум.

Почти всё, что я писал в большой форме – а написал я две пьесы и две повести – так или иначе, было связано с Маяками.

И моя неудавшаяся в коммерческом плане книга заканчивалась главой «Сверхзадача», главой о Маяках.

Я очень к ним привязался, к своим Маякам. Я полюбил эту свою концепцию. Она стала лейтмотивом всей моей жизни, смыслом её существования. Что-то неразрывно уже сплетённое со мной.

А теперь я её продавал.

– «За франки», – вспомнил я фильм «Утомленные солнцем». – «Тебя пошло купили. За франки», – повторил я фразу целиком.

Я пошел на кухню, достал сигарету и закурил. В голове крутились слова Дмитрий Валентиновича: «Можете взять и забыть. А можете взять и не забывать. Память – это дело такое…»

Я успокаивал себя тем, что в действительности ничего такого не забуду, никто ничего не может похитить из моей памяти, «что моё – то моё», напевал себе я из Розенбаума, но это отчего-то не помогало.

Мне было не двадцать лет, когда можно было прикидываться дуриком и подписываться под документами без оглядки.

Мне уже было тридцать шесть. И если я что-то обещал на словах, даже не подписывая, мне нужно было держать. И я держал. Ну, иначе нельзя. Иначе сам себя очень быстро разуважаешь, и дело не в окружающих, хотя и в них тоже.

А тут договор.

На десять тысяч долларов.

И мои Маяки.

– Да и чёрт с ними, – прошипел я зло вслух. – Придумаю что-то ещё.

Хотя мне самому было совершенно ясно, что ничего большего я в своей жизни уже не придумаю.