– Нет, ничего плохого о нем не скажу, удобный он, теплый и все такое, но в качестве обуви это не вариант… – пробормотал я, медленно качая головой. – Жаль, обуть нечего. Просто как в том сне! Нет, ходить по снегу, это еще ладно, думаю, ткань выдержит, вот только железок вокруг разбросано столько всяких разных, не сосчитать! Костюм порву, да и ногам достанется!

Пришлось снова взяться за нож. Я вырезал из останков плотика две длинные узкие полоски и, фантазируя на тему армейских будней, попытался намотать подобие портянок. Не могу сказать, что получилось так, как должно быть по уставу, зато на ступнях образовался достаточно солидный слой прочной ткани, который должен был защитить меня от скрытых в толще снега острых железок. Еще одно усилие и самодельная обувь накрепко пристегнута двумя узкими ремешками, отрезанными от того же плавательного средства. Обновка выглядела довольно симпатично, может даже чуточку стильно, тут-таки захотелось опробовать ее в деле.

– Кстати, на будущее, в качестве подошвы можно будет использовать резину шин грузовиков, – пробормотал я, – а что? Будет у меня удобная обувь, так сказать, в немецком стиле, модель зима сорок третьего – сорок четвертого годов… прошлого века…

Первый шаг на нетронутый зимний ковер. Снег прогнулся и приятно заскрипел под ногами. Выплыли из недр памяти, а может из глубин фантазии яркие картинки детства. До чего же здорово: снежная зима, я с санками бреду под гору. Мороз щиплет за нос, настроение зашкаливает, хочется петь. И я пою, но уже после, весело съезжая с горки.

Продолжавшийся всю ночь и сопровождаемый непрекращающимся ветром, снегопад заметно изменил пейзаж, сгладит его, выровнял. Сделал территорию вокруг казармы гораздо чище и на порядок приветливее. Правда, скоро глаза, привыкшие к мрачно-серому окружению, перестали отличать небо от земли. Исчезла линия горизонта, единственными ориентирами, на фоне сплошной светлой серости остались остовы заброшенных «Уралов», чернели они мрачными сгустками, казалось, будто и вовсе висят над землей.

– Можно с уверенностью заявить – сейчас день, – глубокомысленно произнес я вслух и умолк, прислушиваясь к своему глухому с хрипотцой голосу. Не иначе как простыл…

Осторожно ступая, будто передвигаясь не по свежему снегу, а по минному полю, я брел вперед. Достаточно быстро добрался до домика, в котором, в чем я к тому времени уже и не сомневался, раньше жили офицеры с семьями, а теперь пряталась незнакомка. Обошел вокруг, разглядывая заколоченные досками окна. Остановился у дверей. На них, как и на каждом оконном проеме красовался деревянный крест. Две доски, прибитые длинными, загнутыми у шляпок гвоздями.

Исключительно из любопытства я ухватился за верхнюю доску, дернул, потянул на себя. Та не шелохнулась. Тогда уперся ногами в стену, повис, рискуя свалиться. Потянул сильнее. Кажется, был слышен скрип, звук ржавого гвоздя, который вытягивают из древесины, но это была лишь игра воображения. Забито намертво. Тот, кто заколачивал дверь, поработал на совесть, доски не оторвать, во всяком случае, без подходящего инструмента.

Интерес к домику тут-таки пропал. Если честно, то я и сам особо не понимал, зачем пытался оторвать доску. Разве что в качестве трофея, или на дрова. А это вариант! Позже, когда топить будет нечем, вернусь сюда, только уже с чем-то тяжелым.

Разворот в сторону моря. Я посмотрел туда, где должна быть линия горизонта, надеясь разглядеть свет, что видел в прошлый раз, но нет, ничего подобного не заметил. Пусть снег и добавил яркости пейзажу, но практически полностью убрал контрастность.