«…Второе – оговорка насчёт старого номера. Он, выходит, его знал? Но тогда – к чему неумелая выдумка насчёт редакции, где казаковского городского номера не знали? Но если абонент знает этот номер – то опять-таки выходит, что они знакомы? Вот и голос…»

– Нет, номер прежний. – ответил он. – А с кем, простите, имею удовольствие?..

– Вы были когда-то знакомы с неким Сергеем Баранцевым? – на той стороне трубки проигнорировали его вопрос. – Если точнее, то в начале девяностых и раньше?

Казаков едва не плюхнулся от неожиданности задом на табурет. Ещё бы он не был знаком с Серёгой! Ближайший друг, соратник и единомышленник по клубу любителей фантастики, постоянный спутник в парусных походах и вылазках на слёты КСП, разделявший с ним любовь к словесным играм («ситуационкам», как они их называли, поскольку не имели представления о западном термине «РПГ»), даже в каком-то смысле коллега…

– Э-э-э… мнэ-э-э… да, конечно, был. А почему, собственно, это вас интересует?

Вопрос, как и предварявшие его невнятные звуки, имел одну-единственную цель – потянуть время, понять как нужно реагировать. Зачем это понадобилось? Да затем, что Сергей Дмитриевич Баранцев бесследно сгинул в далёком девяносто четвёртом – на Белом море, в Кандалакшском заливе, где они годом раньше провели полтора месяца под парусами и на крошечных, заросших кривыми соснами островках. Исчезновение это было странным до крайности – шхуна «Штральзунд» пропала без следа, словно Летучий Голландец! Погода в этот день стояла хоть и ветреная, но вполне приличная, ни штормов, ни смерчей отмечено не было. «Штральзунд», вышедший с Беломорской биостанции МГУ, попросту не прибыл к пункту назначения – к туристическому лагерю на островке Костьян.

Происшествие расследовали, конечно, но не нашли ровным счётом ничего – ни обломков, ни клочка парусины, ни выброшенного на берег спасательного круга. Заключение следствия гласило, что «Штральзунд», заблудившись в тумане, вышел на судовой ход Кандалакшского залива и попал под танкер или сухогруз. Но ведь и тумана в тот день не было! Казаков не поленился раздобыть подробные метеосводки – переменная облачность, без осадков, видимость хорошая, дополнительные меры предосторожности не требуются… К тому же, он хорошо помнил и остров и воды вокруг него: чтобы промахнуться мимо Костьяна, миновать Великую Салму и выскочить в залив – для этого Серёга должен был лыка не вязать, чего на памяти Казакова с ним не случалось ни разу. Нет, выпить он был не дурак – но только не у румпеля, во время плавания не в самых безмятежных водах. Там нужен глаз да глаз – иначе охнуть не успеешь, как либо вылетишь на песчаную отмель и застрянешь на ней до прилива, либо проломишь тонкое дощатое днище о топляк или скрывающийся под водой серый каменный лоб, один из тех, что на Беломорье называют лудами…

Тем не менее, дело закрыли, сдали в архив и благополучно забыли обо всём. На дворе стояли девяностые: чеченская война, неотвратимо надвигающийся призрак дефолта, криминальный беспредел, захлестнувший страну – кому было дело до туриста- одиночки, сдуру сунувшегося, куда не надо?? Пропал – и пропал, не он первый, не он последний, другим наука будет… И вот сейчас, тридцать лет спустя, имя Сергея Баранцева прозвучало из телефонной трубки, и кто его произнёс – Казаков не имел ни малейшего представления.

– Это долго объяснять. – прозвучало в трубке. – давайте лучше поступим так: я дней через пять-семь буду в Москве, и если ты… простите, вы не против – можно встретиться и поговорить. Дайте номер вашего мобильника, и я, как приеду, сразу перезвоню, и условимся о встрече. Тогда многие вопросы отпадут сами собой.