– Спаси меня… – Потом, взглянув на спящего дядю, сказала с отчаянием: – Что я говорю!.. Можно ли мне с ним расстаться?

– Слава Богу, я нашел средство! – воскликнул Пикильо, пораженный новой мыслью. Он подбежал к слуховому окну, которое выходило в лес, отворил ставню, и Хуанита при лунном свете увидела верхи деревьев.

– Можно! Можно! – повторял Пикильо.

– Понимаю! – сказала Хуанита. – Здесь довольно высоко и, если они придут, можно броситься…

– Нет! Спуститься…

И он указал на блок и веревку, которыми поднимали на чердак сено.

– Если не боишься… я спущу тебя.

– А как же дядюшка?

– И его спущу.

– О, в таком случае я согласна.

Пикильо очень ловко подвязал ей веревку вокруг стана и под руки.

– Только прошу тебя не смотреть вниз, когда я буду спускать, – говорил он. – Зажмурь глаза и открой их тогда только, когда ступишь на землю.

И он очень осторожно стал спускать ее. Скоро она исчезла у него из виду, через минуту веревка воротилась одна. Цирюльник все еще спал, Пикильо опутал его веревкой, после долгих усилий вывалил за окно и начал понемножку спускать; он всеми силами упирался ногами, но вскоре уже не мог сдержать груз, и цирюльник очень быстро спустился на землю, так что веревка дрогнула до самого верха.

Пикильо со страхом выглянул из окошка и сказал тихо:

– Ну что?

– Слава Богу, благополучно! – отвечал Гонгарельо.

Пикильо очень удивился, услышав его голос; верно, неожиданное потрясение возвратило ему память, и он проснулся.

Пикильо потом сам вылез из окна и, ловко схватившись за веревку, спустился очень скоро. Потом, увидев своих друзей, он уговорил их бежать в лес. Между тем в доме шум все более и более усиливался. Наши беглецы скоро очутились в лесу и уже около часа шли наугад, но вдруг Гонгарельо остановился и сказал, что не в силах идти дальше.

– У меня ноги подкашиваются и сон невольно одолевает!.. Не могу!..

– Что это с вами опять сделалось?

Но Гонгарельо уже не отвечал; он повалился на мох и тотчас заснул. Несмотря на все усилия, Пикильо не мог его разбудить.

– Чу!.. Слышишь? – воскликнула Хуанита, схватывая за руку Пикильо. – Это верно они!..

– Точно… – отвечал Пикильо, прислушиваясь, – я слышу топот коней!..

– Они, кажется, к нам приближаются! О Боже! – сказала Хуанита с ужасом.

Теперь возвратимся в гостиницу «Добрая помощь». Бандиты после долгих усилий разломали наконец дверь подвала и при свете факелов увидали вдруг страшную картину: Бальсейро и Карало, окровавленные, обезображенные, утомленные продолжительной борьбой, лежали оба на земле, схватив друг друга и вцепившись, как звери. Все бандиты и сами бойцы вдруг вскрикнули от удивления.

– Это ты, Карало! – вскричал с гневом Бальсейро. – Как же ты осмелился поднять руку на своего атамана?

– Ах, так это ты, капитан, черт тебя побери!.. – отвечал Карало. – С ума, ты что ли, сошел, вздумал меня душить? За кого ты меня принимаешь!

– Я принял тебя за нашего гостя… цирюльника… но не понимаю, как ты здесь очутился?

– А что, ведь это очень странно! – сказал Карало, озираясь. – Каким образом я попал сюда?

– К чему ты забрался в красную комнату?..

Карало никак не мог себе объяснить, каким образом все это случилось.

– А где же цирюльник? Где этот проклятый мавр! – закричал Бальсейро, разгневанный от непонимания.

Побежали в красную комнату, там никого нет! Обыскали другие… Ни следа!..

– Как это случилось? – вопил Бальсейро.

– Очень просто! – отвечал один из бандитов. – Этот цирюльник, верно, был колдун.

– Вот еще что выдумал! – возразил капитан. – А разве вы забыли, как он злобно усмехнулся, когда сказал: «Завтра сочтемся!» Он наперед знал, что случится и теперь, я думаю, где-нибудь сидит да подсмеивается над нами.