– Неужели Омейяды не могли собрать тысячу человек, чтобы оказать сопротивление? – спросил он.

– Разумеется, – ответил гонец. – Омейяды могли собрать и три тысячи человек.

– И с такими значительными силами они даже не попытались сопротивляться мятежникам?

– Их было слишком много. Сопротивление было бы бесполезным.

Если бы Язидом владело только негодование на людей, которые взбунтовались после того, как получили от него крупные суммы денег, он бы выслал против них армию. Но он все еще желал избежать ссоры с фанатиками. Возможно, он помнил слова пророка о том, что проклятие Бога, ангелов и людей падет на того, кто обратит меч против мединцев. В любом случае он во второй раз продемонстрировал умеренность, что было тем более удивительно, поскольку являлось нехарактерным. Желая принимать только мягкие меры, он направил ансара Нумана, сына Башира, с миссией в Медину. Все было тщетно. Это правда, что ансары не остались совершенно равнодушными к благоразумному совету своих соплеменников, утверждавших, что их слишком мало и они слишком слабы, чтобы противостоять армиям Сирии. Но все племя курайш было за войну, и его вождь Абдуллах, сын Моти, заявил Нуману:

– Убирайся прочь! Ты явился, чтобы уничтожить дружбу, которая, хвала Богу, сейчас царит среди нас.

– Сейчас ты дерзок и смел, – ответствовал Нуман, – но я хорошо знаю, что ты станешь делать, когда армия Сирии подойдет к воротам Медины. Тогда ты бежишь в Мекку, сев на самого быстрого мула, и бросишь на произвол судьбы несчастных ансаров, которых станут резать на улицах, в мечетях, на порогах их собственных домов.

В конце концов, убедившись в бесполезности своих усилий, Нуман вернулся к Язиду и доложил халифу о провале своей миссии.

– Да будет так, – ответил халиф, – пусть их растопчут копыта моей сирийской кавалерии.

Экспедиционное войско численностью десять тысяч человек, подготовленное для отправки в Хиджаз, должно было подавить другой святой город, Мекку, так же как Медину. Поскольку военачальник, которому Язид доверил командование, только что умер, на его место претендовало сразу несколько кандидатов, желавших уничтожить выскочек-аристократов. Некоторые церковные историки утверждают, что два военачальника – Обайдаллах ибн Зияд и Амр ибн Саид – отказались, по религиозным соображениям, нападать на святые города. Ранние хронисты об этом не пишут. С другой стороны, оба упомянутых выше военачальника имели личные счеты с Язидом. Халиф еще не решил, какого из претендентов выбрал, когда к ним присоединился человек с богатым военным опытом. Это был не кто иной, как одноглазый всадник, которого мы встречали на дороге у Тивериады.

Трудно было найти лучшего представителя давно ушедших дней и старых языческих принципов, чем ветеран Муслим, сын Окбы из племени Музайна. (Окба был основателем Кайруана в 677 году.) На него не упала даже тень веры Мухаммеда. Все, что мусульмане считали для себя священным, не было таковым в его глазах. Муавия знал о его чувствах и уважал их. Он рекомендовал его сыну как самого подходящего человека для подчинения мединцев, в случае если они взбунтуются. Между тем, хотя Муслим не верил в божественную миссию пророка, он непоколебимо верил в предрассудки язычества – пророческие видения и таинственные слова, исходившие от растения гаркад – крупного колючего кустарника, который в язычестве в некоторых частях Аравии считался пророческим. (Кладбище, выбранное Мухаммедом возле Медины, называется Баки-аль-Гаркад.) Характерные черты Муслима стали очевидны, когда он, представ перед Язидом, сказал:

– Любой другой человек, которого ты пошлешь против Медины, потерпит неудачу. Только я могу завоевать город. Во сне я видел колючий куст, от которого исходил голос, сказавший: «От руки Муслима». Тогда я подошел ближе к месту, от которого шел голос, и услышал следующие слова: «Ты отомстишь за Османа людям Медины, его убийцам».