– Как ваши дела, мой друг? – спросила она политично, просматривая материал.

– Как видите, мадмуазель, – развёл руками Клеман, – товар мой достаточно скромен, как и мой клиент.

– Позволите? – повернулась она к продавцу, уткнув палец в небольшой моток зелёной ткани, нещадно придавленный более тяжёлыми.

– О! Конечно, – подбежал тот и вытащил остаток. Продавец грустно улыбнулся, извиняясь за свой скудный ассортимент. – Этот кусочек лежит у меня уже достаточно давно, и его едва ли хватит на обычное платье, – заметил он.

– Тут вы абсолютно правы, мой дорогой друг, – улыбнулась Готель и поцеловала Клемана в щёку на французский манер, – вот, возьмите, – добавила она, достав из кармана монетку.

– О, мадмуазель, это слишком много! – заволновался смущённый француз.

– Оставьте, Клеман, – игриво надула она губки, чему молодой человек сопротивляться уже не мог.

На следующий день после обеда Готель отправилась во дворец. В нём было так же пустынно, как и всегда, и девушка с трудом нашла в его залах читающую графиню.

– Готель! Как я рада вас видеть, – воскликнула Констанция, отложив книгу, – я думала, что умру сегодня от скуки.

– Добрый день, миледи, – ответила девушка, и они обменялись поцелуями. – Миледи, я взяла на себя смелость сделать вашей племяннице подарок, – продолжила Готель и развернула небольшое зелёное платьице со светлой оборкой.

– О! Какая прелесть, моя дорогая. Вы – настоящая волшебница. Поверьте мне, Мария будет невероятно счастлива, – не сводя глаз с платья, таяла графиня, – с тех пор, как Париж покинула Сибилла, это дитя – единственное, что дарит мне радость, не считая ваших редких визитов, разумеется.

– Она в Бургундии? – уточнила Готель.

– Похоже, так, – Констанция опустила руки с платьем и поторопилась к дивану, – ну, сядьте ж, дорогая.

Готель присела:

– Когда же вернётся ваш брат? – спросила она, чтобы создать разговор.

– Я полагаю, весной, – ответила без настроения графиня и вдруг ожила, – а вы не собираетесь весной к Сибилле?

– Я очень постараюсь. Я ещё не была на свадьбах столь высокого рода, – заговорила Готель, но Констанция её прервала.

– Я была! – засмеялась графиня, – все ходят важные и ряженые, как павлины, – а потом улыбка её немного остыла, – но на самом деле, это всё прекрасно по любви. А стать заложницей так называемого укрепления межгосударственных отношений – звучит не так уж и романтично.

Констанция погасла так сильно, что Готель захотелось немедленно её обнять.

– Полно, дорогая, – улыбнулась в объятьях графиня, – я знаю, что расплатою за праздный образ жизни мне станет моя преданность короне до конца дней. И любые чувства мои будут сродни измене, лишь если только не случится чуда, и мой следующий муж окажется в одном лице с моим любимым.

– Я мало знаю о любви, миледи, – взяла её за руку Готель, – но я верю, что порой случается и чудо, что-то совершенно необъяснимое. И что когда она родится, в вашем сердце останется лишь место на волнения, беспочвенную грусть, горячие слова и нерезонные поступки. И вам не будет дела до того, кому она доставит неудобства, как только вы оцените её дороже, чем ваш удел, признание и славу.

– Надеюсь, что вы правы, дорогая, – ответила Констанция и положила свою вторую руку на руки подруге.

Оставив графиню, Готель сразу поехала в аббатство Паркле, но прибыла туда лишь к утру. Уставшая после ночи пути, она спешила встретить сестру Элоизу, поскольку не видела её уже десятый день; кроме того, девушке очень не терпелось поделиться с аббатисой (коей сестра Элоиза здесь являлась) своими последними парижскими новостями. На фоне оранжевых осенних лесов, простирающихся за окном под сочным сине-голубым небом, образ сестры Элоизы выглядел воистину сказочно: она стояла у края стола, сомкнув перед собой руки, и смотрела на Готель с какой-то странной улыбкой.