Если не слишком придираться, то Зука реально очень смахивает на свою старшую сестру, разве что поменьше да попроще. Но это и к лучшему: места она занимает всего ничего, и в разобранном виде запросто влезает в дорожную сумку, потому ее свободно можно брать с собой в путешествия, как сказано в инструкции. Хотя, это, скорее, прикол, потому что потребительница нижнего уровня – сами знаете – никогда не путешествует дальше места своей работы, а обязательный ежегодный отдых в санатории по месту жительства назвать путешествием как-то язык не поворачивается. Но помечтать-то можно.

Так вот, это были дни моей недолгой славы. Сначала все шло как по маслу: фемы-оператрицы были со мной добры, и гримерши тоже, а госпожа Таня Крэкер, которой меня однажды представили, – вообще няшепусечка. Вот только режиссерша была строга со мной и пару раз при всех сказала, что я какая-то не женственная, но это она не со зла, а потому что хотела, чтобы я больше старалась.

Как бы там ни было, я до сих пор по уши благодарна тем, кто придумал Зуку. Во время съемок настолько вжилась в образ, что по ночам мне даже несколько раз снился мой старый детский сон, где я лечу вдоль этажей на почетной платформе и на мне белое платье остров-кандидатки. До сих пор, когда вспоминаю этот сон, слезы наворачиваются, хотя много чего в моей жизни изменилось.

Увы, дела мои с сестрами Крэкер были недолгими. Контракт действовал до конца зимы, и его не продлили. Я все ждала и ждала, пока не стало ясно, что ждать, собственно, нечего, а те накопленные сорок лайков промотались, не успела и глазом моргнуть. Ололо, какое же это было разочарование!

Но вернемся в тот вечер, когда я напилась. Так вот, сижу, значит, на корточках на своем столе – этакая жирная птица – и думаю о том, что последние полгода – коту под хвост. За это время я снямкала тонну порошкового пюре со сливками и перестала влезать в свой мини-тренажер. Сижу, смотрю на свое отражение в зеркале санузла, а там – страшная толстуха: щетинистая, бледная… На пузе – ужасные складки, с таким пузом сидеть на корточках не очень-то удобно. Когда я взвешивалась в последний раз, с моим ростом метр девяносто весила семьдесят девять килограмм при норме шестьдесят восемь – катастрофа! И взгляд у меня явно нездоровый. Видела бы меня в ту минуту Дашери! Ух, как она умеет пропесочить, представляю, что сказала бы: «Ах, Иллка, Иллка, вижу, ты совсем уже в медузу превратилась».

Тут я стала думать о ней – о Дашери. Когда надо прогнать тоску, я всякий раз стараюсь вспомнить ее лицо. Рот у нее большой, мягкий и очень ловкий, – да-да, у Дашери просто гениальный рот. А нос ее – это такая милая лепешка для поцелуйчиков, видели бы вы этот носик! А какие у нее ямочки на щеках, – да они как будто нарочно созданы для того, чтобы умилять меня. Ну да, теперь-то всех лепят с ямочками – и бучек, и феминяшек, у меня и у самой они, как видите, присутствуют, но у Дашери ямочки особенные, честное слово. А какая у нее шея, у моей сладкой негритяночки – длинная, упругая, как у дикой лошади, а грудь у нее гладкая, крепкая, – так и тянет к ней прижаться. Ах, моя милая маслиново-смородиново-антрацитовая Дашери…

Но вряд ли в тот вечер можно было остановить поднимающийся поток йецерары одним только воспоминанием о Дашери. Скорее, было наоборот – я только еще больше возбудилась, такова моя, как говорится, натура, что поделать. Старшим сестрам в гимназиуме после того как я набрала равные балы сразу по трем специальностям, было нетрудно определить мой профиль и статус.

Ололо! Если отбросить лишнюю болтовню, то смысл нашей жизни в том, чтобы как можно скорее наскрести себе тысячу лайков и получить на руки новенькую фуку, где черным по зеленому будет написано, что ты не какая-то серая овца, а качественная стопроцентная няшка-мимишка. А для того чтобы рейтинг реально подлетел до уровня Ж, надо с утра до вечера выжимать из своего убогого крео невозможное.