– Короче, вы за классику.

– Да, классика мне нравится.

– А вот современные голоса, какие вам нравятся?

Малыш задумывается:

– Только с точки зрения джазового музыканта – Андрей Миронов и Людмила Гурченко. Первый фокстрот-тенор, а вторая джазовое сопрано. Вы слыхали о Европейской программе – это бальные танцы. Два фокстрота, два вальса и танго. Так вот, петь эту программу может только фокстрот. Это такой тенор, у которого есть акцент, по которому его можно узнать из сотни других теноров. Лучше всего родиться с таким акцентом. У Миронова как раз такой акцент. У него и голос не поставлен, и поет с придыханием, и мимо микрофона, а акцент изумительный. Все неправильно, а все вместе великолепно. Его даже оперетта заметила. Поет партию с таким голосом – «Небесные ласточки». А про Гурченко и говорить нечего. С ее голосом только зеленые мелодии.

Знал бы Малыш зачем его пытает Валет.

Это случилось на первой неделе. Валет проснулся ночью от странных звуков: кто-то тихонько плакал. Разумеется, это был Малыш.

– В чем дело, – встревожился Валет.

– Руки, – весь в слезах отвечал тот. Выяснилось – потянул связки на лопате. Валет поднял правый отсек.

Прораб, сынок, быстренько в рощу, нарви лопухов, да побольше листы, Валет включи газ, приготовь кипяток, – скомандовал Чиф. – Не плачь, Малыш, вылечим тебя. День, два – все пройдет.

Мягкими лапами он обмотал руки Малыша распаренными лопухами, плотно забинтовав их. Малыша, на пока, определили на кухню. Этот случай странным образом сблизил Валета с Малышом.

В воскресенье завели выходной. В субботу трудились до двух. После пяти убирались. Чиф переодевался в чистое и уходил на центральную, у него там появилась зазноба.

Не хочешь со мной, сынок. И для тебя бабенка найдется.

– Тяги нету, – бурчал Прораб.

– Тогда останешься за старшего. Всем отдыхать.

И грачи разваливались на диванах. Валялись без движения, набирались новых сил. Блаженное ничегонеделание. Чиф появлялся в воскресение вечером, подтягивал к себе Прораба и обои утыкались в график. Май мелькнул – не заметили.

Следующее событие произошло уже в июне. У грачей уже стояла одна коробка, возводили другую В один из дней показалась кавалькада автобусов. Три автобуса были разукрашены воздушными шарами, бумажными гирляндами, в окнах мальчишки, девчонки. С песнями и плясками они проехали мимо грачей и завернули за холм. Студенты – догадались грачи. Тут же за ними рванули грузовики со стройматериалами, появилась строительная техника. Там что-то заухало, заскрежетало. И очень скоро лагерь посетила первая студенческая депутация. Прямо с холма, загребая песок ногами, спускалось несколько парней в куртках ССО, впереди шел комиссар. Низенький, плюгавый, бесцветный, но в погонах – две большие звезды.

– Привет грачам! – вскинул он руки. – Давайте знакомиться. Мы ваши соседи.

Все расслабились, Чиф сел на ящик, закурил, комиссар присел рядом.

– Сколько вас?

– Восемьдесят человек.

– Надолго?

– До октября месяца. Административный корпус будем строить.

– Не развалится он после вас? – насмешливо спросил Чиф.

Комиссар захохотал.

– Что у вас с водой, у нас нет воды.

– Техническая вон, полный бак. Там кубов двести, а питьевую вам должны привозить.

– Нам техническая нужна.

– Берите. Водовоз у вас есть?

– Дадут. А что вы строите, сколько вас?

– А вот все перед тобой. А строим мы коттеджи для начальства. Место козырное – роща, свой глубинный насос, своя скважина.

– Глянуть можно?

Студенты прошли по площадке, глянули во все дыры.

– Повезло вам, грачины. Тут роща, а мы на солнцепеке.

Обращение «грачины» очень не понравилось всем. Вырисовывался облик комиссара – нагловатого хамского типа. Студенты ушли так же через холм, загребая ногами песок.