– Буде хоч мишей у підвалі ловити. Все ж таки користь8, – сказала она, признавая поражение.

На том и порешили: кота назвали Мурзик. Уже в первый год жизни у нас рыжего проказника полюбили и нередко баловали салом. Правда, мама иногда притворно-сурово поругивала животное. А он, то ли в отместку, то ли из-за своих дворовых привычек, гадил ей под калоши.

Ежегодный выпускной бал для старшеклассников в нашем небогатом на события шахтерском поселке был всеобщим праздником: простым, но веселым. Девушки вплетали в тугие прически-корзинки светлые ленты, надевали цветастые шелковые платья, собирали полевые цветы для учителей. Парни облачались в скромно пошитые рубахи, которые из-за нехватки передавались из рук в руки как высшая ценность. Общее празднество захватывало даже тех, у кого не было детей-выпускников. Ребята-старшеклассники были их хорошими знакомыми, соседями, друзьями, а, значит, каждый считал своим долгом прийти на общее школьное собрание и принять участие в сельском гулянье, хотя бы раз в год – в теплом и сухом июне.

Выпускной всегда проходил в сельском клубе: под хриповатые звуки патефона люди танцевали, смеялись, разговаривали. Родители и соседи расходились далеко за полночь, а молодежь и учителя шли на ближайшую лесную опушку зажигать костер. По заведенной когда-то традиции я вместе со своими двадцатью одноклассниками собрала хворост, разожгла костровище, затем мы встали вокруг него и начали делиться своими планами, мечтами и высказывать пожелания друг другу. Пламя было теплым, светлым и уютным, оно словно объединяло нас, помогая согреть плечи и руки в остывающем ночном воздухе.

Я с интересом разглядывала своих одноклассников, всматривалась в их широко распахнутые, полные надежд глаза, наблюдала, как отражаются тенями и причудливыми оранжевыми узорами на их простых и добрых лицах отблески пылающего костра. И вместе с искрами и языками пламени вверх к небу взлетали их слова о том, каким они видят свое будущее и кем хотят быть. Мечты были простыми и непритязательными: парни хотели стать, как и их отцы, шахтерами, некоторые – водителями, кто-то раздумывал о военной службе. Самые бойкие мечтали быть летчиками. Девушки, в основном, хотели продолжить учебу и уйти работать в больницы или школы. Я тоже задумалась, каким вижу свое будущее, но сколько-нибудь конкретных картин в моей голове так и не возникло. Я всегда чувствовала какую-то особенную любовь к детям, часто и с радостью помогала Марийке с ее домашними заданиями, но никакого педагогического таланта не ощущала. Так что мне только предстояло определиться с профессией.

Наши немногочисленные сельские учителя пожелали всем счастливого будущего и, куда бы ни занесла нас судьба, вспоминать этот вечер, своих одноклассников и этот костер, который многие из них почему-то назвали «прощальным». Становилось все холоднее, брошенные ветки прогорели и уже не спасали от сыроватого ночного воздуха, мягко стелившегося предрассветным туманом по росистой темно-зеленой траве. То ли от этого грустного слова, напомнившего о начале нового жизненного этапа, то ли от подступившей ночной свежести, мне стало зябко, и предательски начала пробирать мелкая дрожь.

Вернулась с выпускного я после двух часов ночи, положила в шкаф теперь уже мое самое любимое белое платьице и почти упала на кровать, забывшись мгновенным сном. Казалось, прошло всего несколько минут, как я услышала звон старого будильника. Не открывая глаз, я села на постели и привычным движением опустила ноги в поставленные у кровати калоши. Усилием воли заставила себя проснуться и, накинув на плечи теплый платок, поежившись от свежести утра, медленно побрела в кухню готовить завтрак, запинаясь о высокие пороги и стучась плечами о выступы дверей. Не выспалась ужасно, но предстояло еще накормить и убрать за скотиной, прополоть огород до дневного солнцепека, помочь маме с готовкой. «Отосплюсь как-нибудь потом», – убеждала я себя.